Штурмуя цитадель науки. Женщины-ученые Российской империи
Шрифт:
Анонимный автор некролога писал о Е. П. Фадеевой: «С ранней молодости обнаруживала она любознательность и страсть к чтению и занялась изучением естественных наук и в особенности ботаники. Бескорыстное и редкое в женщине служение науке сделало ее имя известным ученому миру; с нею вели переписку и были знакомы многие Европейские естествоиспытатели. Плодами занятий ее остались 50 томов собственноручных рисунков растений, определенных ею самою, богатая орнитологическая коллекция, часть которой подарена ею Кавказскому обществу сельского хозяйства, минералогическая и палеонтологическая коллекции и собрание древних монет и медалей. Естественные науки однако не исключительно занимали ее, и кроме них она изучала историю, археологию и нумизматику, знала языки Немецкий, Итальянский, Французский, Польский и несколько Латинский, и кроме того отлично рисовала» 412 . О М. Н. Вернадской составитель некролога написал следующее: «…первая и доселе единственная русская писательница по политической экономии. Немногие знали о трудах ее, так как под сочинениями своими она не подписывала имени; но она принимала деятельное участие в “Экономическом указателе”, издаваемом г[осподином] Вернадским, и самое издание это было даже предпринято при ее содействии и с ее совета. Статьи ее, по светлому взгляду на науку и увлекательности изложения, постоянно обращали на себя внимание читающей публики и были истинным украшением журнала <…>. Кроме того, она занималась переводами сочинений политико-экономического содержания <…>. В последнее время она приняла на себя труд написать краткий очерк главных понятий политической экономии для легкого чтения и перевела сочинение И. Гарнье “Начала финансов”» 413 .
412
Некролог 1860–1861 годов. 1860. [Е. П. Фадеева] // Месяцеслов на 1862 год. СПб., [1861]. С. 124.
413
Некролог 1860–1861 годов. 1860. Вернадская, Мария Николаевна // Месяцеслов на 1862 год. СПб., [1861]. С. 103–104.
Это было первое (насколько известно на сегодняшний день) публичное признание научных заслуг
Шестидесятые годы XIX века, особенно их первая половина, занимают особенное место в российской истории. Это было время Великих реформ: отмены в 1861 году крепостного права, учреждения суда присяжных и местного самоуправления (земства) в 1864-м и др. Ситуация в стране была достаточной сложной и политически, и экономически. Но для молодых людей, чья юность пришлась на эти годы, это было время свободы, энергии и надежды. Это также было время широкого распространения интереса к естественным наукам в образованных слоях российского общества. Благодаря своим братьям, учителям, иногда и родителям, а также периодической печати молодые девушки благородного происхождения приобщались к этим интересам. В Петербурге стало модным посещать научно-популярные лекции, принадлежать к кружку единомышленников, обсуждавших естественно-научные предметы наравне с философией и политикой, читать книги по естествознанию. Елизавета Николаевна Водовозова (1844–1923) 414 писала в своих знаменитых воспоминаниях о первых месяцах 1862 года, когда она только что вышла из Смольного института и делала первые шаги во взрослой жизни: «Первым средством для самообразования, для подготовки себя ко всякого рода деятельности и к настоящей полезной общественной жизни считалось тогда изучение естественных наук, на которые смотрели, как на необходимый фундамент всех знаний без исключения, – и уточняла: – Как в Западной Европе, так отчасти и у нас люди образованные уже давным-давно придавали им большое значение, что наглядно подтверждали великие открытия, но в шестидесятых годах благоговение к естествознанию распространилось в огромном кругу русского общества и носило особый характер» 415 . Благодаря этому «благоговению» от занятий естественными науками, по воспоминаниям Е. Н. Водовозовой, «ждали необыкновенно полезных результатов не только от научных исследований специалистов, но от каждой популярной книги, к какой бы отрасли естествознания она ни относилась, находили, что образованный человек обязан черпать свои знания прежде всего из этого источника» 416 ; а также «…были твердо убеждены в том, что изучение естественных наук поможет устранить суеверия и предрассудки народа, уничтожит множество его бедствий» 417 . Подобные взгляды привели к публикации научно-популярных книг по естественным наукам, к увеличению спроса даже на серьезную научную литературу. «Теперь даже трудно себе представить, – писала Е. Н. Водовозова, – с каким всеобщим восторгом было встречено издание перевода книги Брема “Жизнь животных”. Не читать этой книги значило подвергать себя укорам и насмешкам. Но занимались не одною зоологиею, а и другими областями естествознания: минералогиею, ботаникою, физиологиею, химиею, отчасти даже анатомиею» 418 . Е. Н. Водовозова отмечала, что профессора читали лекции по естественным наукам в публичных залах, что подобные лекции устраивались также в частных домах и там в большинстве случаев в роли лекторов выступали студенты-естественники: «…сразу явилось немало лиц как из высших, так и из средних классов общества, желавших заниматься естественными науками, – вспоминала Е. Н. Водовозова. – Каждое семейство, у которого в доме была свободная комната, охотно уступало ее вечером для подобных занятий: тут демонстрировали бычачье сердце, резали лягушек и зайцев, изучали и сравнивали устройство зубов различных животных, строение тела птиц и рыб, рассматривали под микроскопом растения, насекомых, кусочки сыра, капли воды. Все эти чтения и занятия, где бы их ни устраивали, притягивали массу народа» 419 .
414
Водовозова Елизавета Николаевна (1844–1923) была успешной детской писательницей; она также писала научно-популярные книги, выступала как журналист и литературный критик, но известна она благодаря знаменитым воспоминаниям о воспитании, полученном ею в Смольном институте благородных девиц, и о днях ее юности, последовавших сразу за выпуском из института.
415
Водовозова Е. Н. На заре жизни. Мемуарные очерки и портреты. М.: Худ. лит., 1987. Т. 2. С. 80.
416
Там же.
417
Там же.
418
Там же.
419
Водовозова Е. Н. На заре жизни. Мемуарные очерки и портреты. М.: Худ. лит., 1987. Т. 2. С. 80–81.
Нам так интересно мнение Е. Н. Водовозовой не только потому, что она принадлежала к поколению шестидесятников, не только потому, что она, едва получив свободу по окончании Института благородных девиц, стремилась узнать как можно больше о жизни общества и имела возможность участвовать в описываемых ею событиях, но и потому, что сама Е. Н. Водовозова не была в восторге от этого повального увлечения естествознанием, интересуясь больше гуманитарными науками. Не без раздражения Е. Н. Водовозова вспоминала: «Никто не обращал ни малейшего внимания на то, имеет ли человек склонность к тому или иному предмету. Каждый правоверный шестидесятник должен был все свои способности отдавать естествознанию. Эта мода подчинила тогда такое множество интеллигентных людей, что нередко талантливые музыканты, художники, певцы и артисты забрасывали искусство ради изучения естественных наук и вместе с другими бегали на ботанические, зоологические, минералогические и другие экскурсии, работали с микроскопом, определяли тщательно собираемые камешки, – все были загипнотизированы великим значением естествознания» 420 . В своих воспоминаниях Е. Н. Водовозова привела в пример нескольких девушек, с которыми была знакома лично или о которых слышала от приятельниц, воспринимавших всеобщее увлечение естествознанием так же, как и она сама, в том числе рассказала о девушке, любившей музыку, но считавшей своим долгом заниматься химией, хотя у нее ничего не получалось, которая в конце концов покончила жизнь самоубийством «только из-за того, что ей совсем не давалась химия» 421 .
420
Там же.
421
Там же. С. 82.
Помимо общих настроений, царивших в молодежных кругах С.-Петербурга, Е. Н. Водовозова описала и свой личный опыт занятий естественными науками в первые месяцы 1862 года: «Вечером мы отправились с Верою Корецкою к медицинскому студенту старшего курса Прохорову слушать его чтение о кровообращении. Он занимал отдельную квартиру… Чуть ли не в каждой комнате его квартиры шли по вечерам разнообразные занятия. Прослушав лекцию, желающий мог войти в следующую комнату: посреди нее стоял человеческий скелет, а на столиках лежали кости и череп, – тут при помощи студента-специалиста можно было получить наглядное знакомство с строением человеческого тела. В одной из комнат этой квартиры шли опыты по химии» 422 . И продолжала далее: «Хотя занятия по естествоведению, на которых мне приходилось присутствовать, в большинстве случаев излагались довольно удобопонятно, но я с каждым разом чувствовала все меньшее к ним влечение» 423 . Боясь признаться в этом своей ближайшей подруге Вере Корецкой, Е. Н. Водовозова обратилась со своей проблемой к ее сестре Татьяне Корецкой. Далее она в художественной форме передала этот непростой разговор: «– Да уж тебе-то совершенно не приходится так скептически относиться к этим занятиям, – пересказывает Е. Н. Водовозова слова Татьяны Корецкой. – Я – другое дело: вот уже несколько месяцев я бьюсь над этими предметами, а у меня в голове все какие-то обрывки…» Оказалось, что Т. Корецкая так же мало удовлетворена своими занятиями, как и сама Е. Н. Водовозова. Но когда Е. Н. Водовозова осторожно предположила, что можно было бы их оставить ради любимого дела (в случае Т. Корецкой ради музыки и декламации), то получила в ответ следующую пламенную речь: «…если все, решительно все умные и образованные люди находят, что естественные науки необходимы, и мы с тобой должны покончить со всеми своими благоглупостями!.. Мне куда тяжелее тебя достигаются эти занятия! Я до сих пор содрогаюсь от ужаса, до сих пор не могу приучить себя смотреть, как режут лягушек, не могу без омерзения дотронуться до человеческих костей!.. Всеми силами стараюсь вытравить из себя эту пошлость – и не могу» 424 . «Такого разговора было для меня достаточно, – пишет Е. Н. Водовозова, – чтобы больше уже ни к кому не обращаться со своими сомнениями. Я не только продолжала бегать на всевозможные занятия по естествоведению, но и добывала книги, чтобы прочитывать то, что только что было изложено устно. Несмотря на это, я все более сознавала, что у меня ничего не выйдет из приобретаемых сведений, но мысль, что, бросив эти занятия, я не только не удовлетворю главным требованиям людей, меня окружающих, но даже сама себя буду считать пропащим человеком, заставляла меня еще с большим рвением заниматься тем, чем и все остальные» 425 .
422
Там же.
423
Там же.
424
Водовозова Е. Н. На заре жизни. Мемуарные очерки и портреты. М.: Худ. лит., 1987. Т. 2. С. 83.
425
Там же. С. 83–84.
Можно предположить, что мнение Е. Н. Водовозовой не было единственным. Однако ее взгляд – это взгляд «студентки поневоле», взгляд девушки, не решавшейся пойти против общественного настроения.
426
Дювуар Анастасия Ивановна (?–1884) – публицист, автор азбук для детей.
427
Дювуар А. И. Несколько слов о значении естественных наук и преподавании оных. 1860. № 11. С. 154–161; Она же. Несколько слов о значении естественных наук и преподавании оных. Статья вторая // Русский педагогический вестник. Журнал для воспитателей и родителей. 1861. № 1. С. 5–14.
428
Дювуар А. И. Несколько слов о значении естественных наук и преподавании оных… 1860. № 11. С. 154–155.
А. И. Дювуар видела причину недостаточного распространения естествознания в России в порочном отношении к высшему университетскому образованию в стране. Она писала об этом: «Еще до сих пор большая часть наших молодых людей училась и учится, начиная от гимназической скамьи до университетской аудитории, или для того, чтобы сказать: я был в университете, я человек образованный, или превращают науку в ремесло, смотрят на нее, как на средство добыть кусок хлеба; я извиню последних, но никогда не прощу первому; понятно, что в том или другом случае нельзя ожидать больших успехов; те из них, которые ищут в науке только наружного лоска, наберутся верхушек, научатся всему понемногу и ничему основательно и выйдут из университета всезнайками; другие ученые ремесленники выберут для себя предмет не по душе, а по тем материальным выгодам, которые могут они извлечь из его изучения; часто упорно руководимые корыстными целями заглушают они голос призвания к тому или другому предмету, идут наперекор ему, одаренные хорошею памятью, оканчивают курс медиками, законоведами, или филологами и делаются учеными педантами» 429 . Именно из этого двоякого отношения к изучению естественных наук – либо поверхностного, либо чересчур утилитарного – выводила Дювуар причину малого распространения этих последних в России: «Понятно, что при всех этих условиях естествоведение не могло распространиться значительно, потому что им труднее щегольнуть в обществе, чем знанием трех, четырех языков; потому что из него труднее извлечь те материальные выгоды, как, например, из медицины, – писала она. – А то, что оно развивает умственные способности, открывает человеку новый дотоле неведомый ему мир и не смотря на то мир близкий, тесно связанный с его бытием – это сознают весьма немногие; стремятся они заставить сознать это и общество; и вот результатом их попыток являются два, три ученых общества. Но не много встречают они сочувствия и живут только по форме, заявляя свое существование бедными выставками, да ежемесячными съездами – все тем и ограничивается. Вот от чего зависит недостаточное распространение у нас в России естествоведения» 430 .
429
Дювуар А. И. Несколько слов о значении естественных наук и преподавании оных… 1860. № 11. С. 155.
430
Там же.
Далее А. И. Дювуар очень внимательно рассматривала преподавание естественных наук в России, сравнивала положение дел с другими европейскими странами, указывала на очевидные недостатки и на возможные пути их устранения. Любопытно, что большая часть обеих статей, посвященных именно вопросам правильной постановки преподавания естественных наук, касалась исключительно мужских средних учебных заведений и университетов. Хотя слово «мужских» не упоминается, и можно предположить, что по крайней мере в отношении средних учебных заведений речь идет о школах и для мальчиков, и для девочек. Но неожиданно ближе к окончанию второй статьи Дювуар вдруг специально останавливается на необходимости естественного образования женщин и становится понятным, что все предыдущее касалось исключительно мальчиков и мужчин. Говоря о желательности создания публичных школ для подготовки к университетам, она пишет: «Действительно, устройство школ естествоведения, на тех же основаниях, как и воскресные школы, принесло бы большую пользу. Мало дать средства для первоначального образования, надо также позаботиться и о тех, которые уже знают кое-что и хотят идти далее; мало ли найдется у нас людей, которые желали бы вступить в университет, а средств заплатить учителю за приготовление нет; подобные школы были бы для них истинным благодеянием, – и продолжает далее: – Но особенную пользу принесли бы они женскому полу, можно сказать наперед, что число посетительниц было бы обильно, что они занимались бы наукою с любовию и благодаря им, мы получили бы воспитательниц, знакомых с естественными науками, а это чрезвычайно важно уже потому, что у нас первоначальное воспитание находится большею частию в руках женщин» 431 .
431
Дювуар А. И. Несколько слов о значении естественных наук и преподавании оных… Статья вторая. 1861. № 1. С. 14.
И далее А. И. Дювуар высказывает, вполне вероятно впервые в нашей истории, мысль, пожелание, которое всего через несколько лет превратится в настоятельную потребность и на осуществление которого у имперского правительства уйдет ровно пятьдесят один год: «Дайте женщинам право держать экзамен на получение ученых степеней. И кто знает, не явилось бы между ними личностей, которые вместе с Себиллою де-Мериан (написавшей M'etamorphose des insects de Surinam, in folio, 1805 г.), по справедливости могли бы стать выше многих докторов естественных наук» 432 .
432
Там же.
Общественный энтузиазм по поводу занятий естественными науками в начале 60-х годов XIX века не мог не оказать влияние в том числе и на молодых женщин из образованных слоев населения. Так же как вполне возможно, что на них оказало влияние признание научных заслуг их предшественниц. И не все молодые женщины готовы были довольствоваться случайными публичными лекциями профессоров и наставлениями студентов. Уже в 1859 году Петербургский, Киевский и Харьковский университеты впервые в российской истории открыли свои двери перед женщинами, желавшими не просто посетить несколько лекций, а получить систематическое высшее образование, в том числе и в естественных науках 433 . Л. Ф. Пантелеев, поступивший в С.-Петербургский университет в 1858 году, следующим образом описал в своих воспоминаниях появление первой женщины на лекции в осенний семестр 1860 года: «…входит Кавелин, – писал Л. Ф. Пантелеев, – но к крайнему нашему удивлению вслед за ним показалась фигура ректора П. А. Плетнева, ведшего под руку молодую миловидную барышню. Петр Александрович любезно усадил барышню в кресло, уселся сам, а Кавелин, как ни в чем не бывало, прочел свою лекцию. <…> То же повторилось и на следующей лекции; затем Кавелин сам несколько раз вводил барышню, а потом она стала появляться в аудиторию одна, принося с собой тетрадь для записывания лекций, и в ожидании профессора усаживалась за одним из общих столов. Барышня имела резко выраженный итальянский тип, небольшого роста, всегда одета в черное шерстяное, простого фасона платье; волосы у нее были несколько подстрижены и собраны в сетку. То была Наталья Иеронимовна Корсини…» 434 Н. И. Корсини посещала лекции профессоров-юристов, однако вскоре вслед за ней в университете появились и женщины, заинтересованные в изучении естественных наук: «Н. И. Корсини (впоследствии замужем за Н. Утиным, ныне вдова) недолго оставалась единственною слушательницею; вскоре рядом с ней мы увидали Антониду Петровну Блюммер (вдова Кравцова), затем Марью Арсеньевну Богданову (вдова Быкова). М. А. Богданова предпочтительно слушала лекции по естественному факультету, – вспоминал Л. Ф. Пантелеев. – Потом встречал в аудиториях Екат[ерину] Иер[онимовну] Корсини (ныне Висковатова), Надежду Прокопьевну Суслову, Марью Александровну Бокову (ныне Сеченова). Во втором семестре стало все более и более являться женщин; в числе их была и М. М. Коркунова, впоследствии г[оспо]жа Манассеина, известная своими писаниями по всем отраслям. Под конец второго семестра 1860/61 г. сделалось совсем обычным явлением, что на лекциях некоторых профессоров дам бывало чуть ли не столько же, сколько студентов» 435 . Здесь, конечно, идет речь не только о девушках, интересовавшихся естествознанием, но и о желавших получить любое высшее образование, в том числе гуманитарное.
433
Тишкин Г. А. Женский вопрос и правительственная политика 60–70-х годов XIX в. // Вопросы истории России XIX – начала ХХ века: Межвузовский сборник. Л., 1983. С. 161.
434
Пантелеев Л. Ф. Женщины в Петербургском университете // Пантелеев Л. Ф. Из воспоминаний прошлого. Кн. 1. СПБ.: Тип. М. Меркушева, 1905. С. 133–134.
435
Там же. С. 135.