Сибиряки
Шрифт:
— Пусти, говорят! Чего он тебе сделал? Вот сама пойду к начальнику твоему, пускай он тебе…
Но вот и управление милиции. Последним усилием милиционер втолкнул в дверь упиравшегося мальчишку и, пропустив впереди себя Танхаеву и мужчину, вошел следом. Гул толпы разом прекратился, и наступила желанная тишина. Оборвыша будто подменили: теперь он шел по коридору спокойной, несколько развязной походкой и даже весело поглядывал на расклеенные на стенах пестрые лозунги и плакаты. За деревянной крашеной загородкой поднялась высокая подтянутая фигура дежурного. Милиционер подвел к барьеру лохматого с грязным, но удивительно смиренным лицом
— Ну, здравствуй, орел! — улыбнулся нарочито бравому виду маленького преступника дежурный.
— Привет!
— Ого! Как зовут-то тебя?
— Лешкой звали… Прошу не тыкать! Повежливей, ясно?
Дежурный удивленно качнул головой и обратился к стоявшему поодаль мужчине.
— А вам что, товарищ?
— Мне, собственно, ничего. Вот задержал этого прохвоста…
— Хочет в лягавые записаться, — презрительно кивнул головой на мужчину Лешка. И вдруг, обратясь к нему, оскалил, как звереныш, зубы, свирепо процедил: — Ну, сука, скажи спасибо, финки не было! Я бы тебе…
Танхаева в страхе попятилась к стене, а дежурный прикрикнул:
— Ну, ты!.. вежливый!
И, уже мягко, свидетелю:
— Садитесь, товарищ, сейчас составим протокол…
С шумом распахнулась дверь в дежурку. Из коридора, что-то выкрикивая на бегу, влетела женщина с белой корзинкой, та, которая до самого управления ругала тащившего Лешку милиционера. Сердце Танхаевой снова оборвалось, заныло: зачем связалась с мальчишкой, зачем не ушла домой, теперь опять будет ругать ее и милиционера. Но на глазах у женщины слезы.
— Товарищ дежурный, миленький!.. Обокрали… Триста рублей вытащили!.. Ведь всю зарплату, как есть, выкрали!.. Вешать их надо! Убивать их всех до единого, гадов!.. — неожиданно с воплями накинулась она на испуганно метнувшегося от нее Лешку.
— Гражданочка, успокойтесь, — попробовал было вступиться дежурный, но женщина так наступала на перетрусившего Лешку, осыпая его бранью и пытаясь поймать за огненные вихры, что пришлось опять вмешиваться милиционеру. Женщину усадили на скамью, и она, рыдая и жалуясь на свое горе, продолжала ругать и Лешку, и вора, укравшего ее деньги, и милицию, не могущую до сих пор навести порядок на улицах и базарах.
— Ай-ай, горе какое! — посочувствовала Танхаева. — Скоро совсем на базар ходить нельзя будет.
Дежурный, выйдя из-за барьера, протянул женщине стакан, и та, глотая и расплескивая воду, выпила ее одним махом.
— Ой, да что же это творится-то, батюшки!.. Да как же я теперь! — снова заохала, запричитала гражданка. — Ведь на самое дно ложила деньги… вот туточки… — схватила она корзинку, показывая, куда спрятала деньги, выкладывая на скамью свертки, пакетики и коробки.
Из мелькнувшей в воздухе не то кофточки, не то рубашонки вылетела и покатилась под ноги дежурному желтая тугая тряпица. Женщина оторопела, дико уставилась на тряпицу и вдруг бросилась, вырвала ее уже из руки дежурного.
— Деньги!.. Мои деньги!.. — вне себя от радости вскричала она, не веря своим глазам, ощупывая злополучный желтый комочек. — Они!.. Они самые! Батюшки, да как же это!.. Ведь десять раз корзинку опрастывала… Ой, да как же это!..
Дежурный ушел за барьер. Остальные, всяк по-разному, насмешливо, недоуменно или сердито, смотрели на все еще охавшую и причитавшую гражданочку, быстро складывавшую назад свои вещи.
— Ай-ай,
Женщина, довольная, что нашлись ее деньги, счастливыми заплаканными глазами взглянула на Танхаеву и, ни слова не сказав, выбежала из управления.
— Сама, видать, барыга хорошая! — мрачно запустил ей вслед Лешка.
Дежурный молча посмотрел на него, сдержанно улыбнулся: Лешкино замечание на этот раз пришлось ему по вкусу.
Началось нудное, весьма продолжительное составление протокола.
Однажды Танхаева снова возвращалась с базара. Проходя мимо управления милиции, вспомнила неприятную историю с мясом. Ясно представила себе то жалобные, то бесстыжие Лешкины глаза, его измызганную, большую не по росту телогрейку, огненно-рыжие вихры, кричащую со всех сторон людскую толпу. Да, напрасно она тогда вернулась за мясом. Лучше было уйти. Танхаева даже оглянулась на широкие базарные ворота, через которые бесконечным пестрым потоком тянулись люди. И опять вспомнила Лешку. Надо было отдать ему Нумину телогрейку: велика, да все же получше его продранной, грязной. Вспомнила и то, с какой благодарностью принял от нее мальчик десятку. Пожалела, сунула ему незаметно. Был бы сытый — не воровал бы. Танхаева еще раз оглянулась на дорогу и стала переходить улицу, как вдруг так же, как тогда на базаре, почувствовала, что кто-то тянет ее за сумку. И в тот же миг озорное Лешкино лицо вынырнуло из-под руки, весело сверкнуло зубами.
— Привет!
Танхаева обмерла: что как еще пырнет финкой!.. А Лешка еще сильней тянет на себя сумку.
— Давай, тетенька, донесу! — в желтых задорных глазах Лешки так и скачут бесята. Ему смешна растерянность доброй женщины, и радостно, что так неожиданно удалось ее встретить. — Не бойся, гражданочка, все будет в полном порядке: и баранина ваша, и все остальное…
Танхаева с трепетом выпустила из рук тяжелую сумку, и та, повиснув на Лешкиной спине, замоталась, заколотилась об его высоченные, чуть не до пояса, валенки. Женщина едва поспевала за мальчуганом. На главной улице Лешка уверенно повернул вправо и пошел переулком.
«Откуда знает? — удивилась Танхаева. — Даже не спросил, где живу, куда идти надо». А Лешка опять свернул в улицу и теперь шел тротуаром, той самой стороной, где стоял зеленый танхаевский особняк с палисадом. Встречные с любопытством оглядывали странную пару, уступали им дорогу и, уже отойдя дальше, тихо пересмеивались между собой.
Лешка дотащил сумку до самого дома, сбросил ее на вделанную в забор скамейку.
— Пожалуйте бриться, гражданочка. Десять рублей — не деньги, а счетчик-расчетчик в нашем деле закон, — выпалил он скороговоркой, важно, по-взрослому, доставая серебряный, видимо, тоже где-то украденный портсигар.
— Спасибо, спасибо, мальчик, — довольная благополучным исходом, пролепетала Фардия Ихсамовна, торопливо доставая десятку.
Лешка, подбочась и раскуривая толстую папиросу, улыбчиво смотрел на Танхаеву. Заметив ее движение, добродушно рассмеялся:
— Так я ж о той десятке говорю, гражданочка, что вы мне в гостях дали.
— Каких гостях?
— Ну в милиции. Мы у них вроде как частые гости… Извините за беспокойство! — Лешка протянул ей маленькую грязную руку.
— До свидания, мальчик… Скажи, мальчик, как ты узнал мой дом?