Сибиряки
Шрифт:
— Оля… успокойся, Оленька!.. Я снова нашел тебя, Оля!..
— Молчи!.. Алеша, оставь меня… О, как это жестоко!..
После разговора с Лукиной Клавдия Ивановна решила навестить Дуню Иманову. Перебрав все белье, она приготовила костюмчики, распашонки, рубашки, из которых давно уже выросли Вовка и Юрик, несколько своих поношенных платьев. Кое-что подштопала, подлатала, связала все это в узел, не забыв положить и игрушки, и вечером, так, чтобы не увидали соседи, явилась к Дуне.
Иманова жила в самом дальнем углу огромного двора, в таком домишке, который давно
— Здравствуйте, Дуня.
— Ну, здравствуйте. Стирать принесли?
Она вытерла о подол руки и с видом покупателя старья подошла к Клавдии Ивановне.
— Это я вам, Дуня…
— Вижу, что мне. Да не знаю, смогу ли. И так набрала стирки порядком. Вон баня какая в доме-то.
— Да нет же, — поспешила пояснить Клавдия Ивановна, — это я вам насовсем. Может, пригодится…
— Мне?
Дуня приняла из рук Клавдии Ивановны большой узел и с минуту очумело смотрела то на него, то на гостью. Ей такое было в новинку.
— Как это, Клавдия Ивановна, насовсем? Дарите, что ли?
— Ну да. Тут и детям вашим кое-что и самой вам… Да вы посмотрите.
Дуня положила узел, развязала. Вместе с бельем вытянула из него детское бархатное пальтишко, повертела его перед глазами и вдруг часто-часто заморгала.
— Добрая вы какая, Клавдия Ивановна… не знаю, что вам и сказать… Спасибочко вам большое…
И спохватилась:
— Да вы что же стоите-то, Клавдия Ивановна… если бы… Вы уж простите, что у меня беспорядок такой седня… Как с работы пришла, так и за стирку… Вот сюда, пожалуйте… — Она провела ее в глубину комнаты, где туман казался значительно реже, но зато изрядно дуло из окон, подвинула табурет.
К первой маленькой русой головенке прибавилась вторая, побольше и потемнее. Две пары глаз уставились на незнакомую тетю в дорогой шубе.
— Трудно вам, Дуня, с ребятами? — участливо спросила наконец Клавдия Ивановна, не зная, как вести себя дальше.
— Трудно, — вздохнула Дуня. — Да и как не трудно: утром, до работы, одного в ясли тащи, другого — в садик, третьему — в школу, да еще на весь день что-нибудь сготовить; и самой на работу поспеть. Думала разве раньше, что так придется. Еще и холод такой в избе. На улице мороз — и у меня мороз. Мой-то палец о палец не стукнул, чтобы к зиме избу починить, стекла вставить; сама уж кое-как позатыкала да повставляла. Пить только и мастер был. Ребят наплодил, а об семье
— Как же вы одна сладите, Дуня? Может, он и одумался бы? Все же отец он им, понял бы… — показала она на детей.
— Феньки Лукиной басни! — сердито оборвала Дуня. — Это она и мне пела. Так что я ему, пятки должна лизать за то, что он водку хлещет? Валенки у детей — и те пропил, подлец этакий! Да сдохни он под забором — не зареву, не то что прощать ему, паразиту! Тоже вот слушала я Лукину эту, а потом и решилась: хватит! Не то нынче время, чтобы с голоду подыхать. Вчера вон с работы моей ко мне уже приходили. Обещали на днях ремонт сделать, печь починить, а еще и ссуду дать на обзаведенье…
Клавдия, слушая Дуню, краснела. Хотела доброе посоветовать Дуне, а получилось — обидела только. Вот и Леша о своей семье тоже перестал думать…
— А что насчет гордости, — продолжала между тем Дуня, не замечая смущения Клавдии Ивановны, — это она зря лопочет. Какая гордость? Хорошо, что у нее мужик не такой пьяница, как мой. Пусть бы сама попила моего горя. А то небось, как ей мужик зачнет синяки ставить, к соседям бежит жаловаться, усмирить просит. Мало ставил, видать. Больше надо было, чтобы она свою теорию позабыла и другим головы не мутила кротостью. Слушайте ее больше. И вот гнида: вам, значит, про меня сплетни разводит, а мне про вас, про муженька вашего…
Кровь схлынула со щек Клавдии Ивановны.
— Про Лешу?..
— Про Алексея Ивановича, про кого же. Будто он бабенку себе завел да на дом к ней хаживает…
— Это неправда!!
Дуня пожала плечом.
— Шофер его будто трепался. Да если Лукиной верить, тут во всем Иркутском один бардак да убивство… Простите за грубость мою, Клавдия Ивановна…
Клавдюша, посеревшая, как плававший по избе туман, во все глаза смотрела на Дуню.
— Клавдия Ивановна!.. Вот дура я, наболтала!.. Да плюньте вы, ничего ж этого нету… Я ж вам про то, какая она, Лукина, сплетня старая, а вы, кажись, и впрямь…
Но и дома не могла успокоиться Клавдюша. А что если и в самом деле Леша нашел кого-нибудь здесь, в Иркутске? Бывает же, что и за месяц сходятся люди. А много ли он и за ней, Клавдюшей, ухаживал? Раз в город, в театр свозил да раз дома навестил, когда заболела. Тогда же и посватался… Лучше бы за шофера какого пошла, чем так мучиться. Да все тетка: «Такой человек сватает, а ты кто — диспетчер! Заживешь всему Горску на диво!..» На диво и вышло…
Алексей вернулся в этот день поздно. Нарочно, чтобы не видел ее заплаканных глаз, ушла в детскую. Слышала, как Вовка открывал дверь, как отец — опять вернулся не в духе! — выпроваживал их из кухни, как заявил Юрик:
— А Вовка сегодня на улицу играть не пошел, папа. Мама говорит потому, что холодно, а я знаю, почему.
— Почему?
— Потому, что мама сегодня плакала, а ему ее стало жалко и он не пошел…
Как под тяжелыми сапогами, простонали половицы в зале, как вошел в детскую. Клавдюша не повернулась к нему и еще ниже склонилась над штопкой.
— Что с тобой, Клава?
Она не ответила. Да и не могла бы: спазмы сжимали горло.
— Я тебя спрашиваю?
— Ничего…
— Опять новые фокусы. Может быть, ты мне скажешь?