Сицилианская защита
Шрифт:
– Просто я считаю, надо делать дело, а не трепаться. Все надо доказывать делом, а не пустопорожней трескотней. Отсюда и моя приверженность формуле Х=А-|-В+С.
Мы шли мимо магазина, и лицо Седы побледнело в свете неоновых ламп. Побледнели даже ее покрытые розовой помадой губы.
Вскоре сумерки снова поглотили нас, и хлопья снега, падающие из затянутого тучами грустного неба, стали почти черными.
– Молчать ле значит пресмыкаться...
Седа не ответила.
– Я предпочитаю не вмешиваться в чужие
– Ты хочешь жить и работать только для себя?
– переспросила Седа.Значит, ты эгоист.
– Я?..
– проговорил и задумался: действительно ли хочу этого.
Седа ждала ответа.
– Я... Может, сейчас...- я замялся, потом добавил: - Сейчас у меня, может, и не получится. Я понимаю тебя. Но... А вообще не считай, что изменяю себе, просто коекто настаивает, чтобы я думал несколько иначе, и я... Но знай, только самую малость...
– Вон оно как?
– прижимаясь ко мне покрепче, заулыбалась Седа.
Она шутила. Ей было весело. Она была довольна, что все-таки отчасти повлияла на меня.
Я тоже был доволен тем, что нашел в себе мужество признаться в своих колебаниях.
– Хочешь, зайдем в парк?
– предложила Седа.- Там залили ледяную горку. Немного покатаемся.
– Мы же не дети...
Седа не стала .настаивать, а я подумал, какой я глупый и вздорный человек. Если она снова предложит... я непременно соглашусь. Непременно.
Но Седа молчала.
Мы уже прошли мимо парка. Меня вдруг повело в первый попавшийся гастроном.
– Зайдем, Седа?
– Как хочешь.
– Погреемся. А то у меня ноги уже не свои.
– Мерзляк!..
В магазине я купил миндаль в сахаре. Целых полкило.
– Любишь?
– спросил я у Седы, протягивая ей кулек.
– Я не ребенок,- сказала она.
– Ну что ты сердишься, Седа? Давай пойдем в парк.
– Не хочу,-отказалась она.
– Я уже согрелся.
– Значит, идем отсюда,- сказала она.
– Зачем же я купил столько миндаля, раз ты его не любишь?
– Не знаю.
Я сунул кулек в карман пальто и стал таскать из него по зернышку: обожаю миндаль в сахаре.
Через минуту Седа спросила:
– Так что же это, решил все один съесть?
– и она улыбнулась.
– Хочешь?
Седа подставила свою маленькую ладошку.
– Вкусно!..
– Пошли ко мне?
– предложил я.
– Поздно уже.
– И десяти еще нет.
– На улице лучше. Что сидеть в четырех стенах и киснуть.
– Возьми,- протянул я ей кулек,- а то все съем.
– Ешь на здоровье!
– засмеялась Седа. Помолчала и потом спросила: - Что ты сейчас думаешь, Левой?
–
– Не знаю. Но очень хочу знать, о чем ты думаешь в эту самую минуту?!
– Думаю, что, к нашему счастью, миндаль оказался свежим.
– И только?!
– И еще думаю, какие мы глупые. Точнее, я. Столько времени мне и не представлялось, что с тобой можно гулять под снегом, есть миндаль м...
– А ты не кривишь душой, Левой?..
– Мне с тобой очень хорошо.
– Да?- Такси!..
– крикнул я, приметив зеленый огонек.
– Я хoчу пешком, - заупрямилась Седа.
– Так мы и через два дня не доберемся!
– сказал я, открывая дверцу машины.- Садись.
Уже в машине я поцеловал Седу и вдруг заметил, что шофер таращится на лас в зеркало.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Раздался бешеный вой сирен. Мимо института, не переставая тревожно сигналить, промчались пожарные машины.
Мы бросились к окнам, но ничего не увидели. Шум доносился со стороны завода.
В коридоре загремели шаги. Дверь лаборатории открылась, и на мгновенье показалась голова Саркиса. Со стекол его очков скользнул солнечный зайчик, и я сощурил глаза.
– Опасная зона!
– крикнул он.
Я снова подошел к окну. На улице теперь уже было много пожарных и милиционеров. Движение остановилось.
Вокруг царила тревожная тишина.
Гул шагов з коридоре усилился.
Мы тоже вышли из лаборатории.
Народ сгрудился у дверей. Но тут открыли запасные выходы, поток разделился на три части, и нас понесло в общем течении.
– Пожар!..
– Пожар!..
– Где? Почему?
– В седьмом!..
– Нет, в пятом!..
– Пятый цех...
Чей-то дребезжащий голос неутомимо повторял по местному радио:
– Пятый цех - опасная зона!.. Опасная зона!..
Я схватил Седу за руку: - Пойдем.
– Погоди,-сказала Седа.-Ведь нигде ничего не горит?
– Все равно, говорят ведь, опасная зона.
Мимо нас проехала легковая машина. В ней были директор завода, парторг и еще кто-то из руководящих работников.
Машина остановилась на площадке между пятым цехом и котельной.
– Пойдем, Седа.
– Нет, логоди.
– Да ведь опасшо же!
– настаивал я.
– Для нас опасно, а для них нет?
– сердито бросила Седа, кивнув на стоящих у машины.
– Капитан последним оставляет тонущий корабль!
– изрек я и потянул ее за рукав.
– Куда?
– спросила Седа.
– В котельную, на второй этаж.
У окон второго этажа уже толпились кочегары и рабочие. Потеснившись, она дали и нам место... Отсюда как на ладони просматривалось здание пятого цеха.
Не было видно ни дыма, ни огня, и тем не менее число пожарных машин все увеличивалось. Все больше нагнеталась тревога. Тишина становилась угрожающей.