Сицилианская защита
Шрифт:
Ваган, лежа ничком на тахте, читал книгу. Одной рукой он ори этом покачивал детскую коляску.
– Добрый вечер, Ваган.
Он приподнялся, сел и, отложив в сторону книгу, продолжал .качать коляску, которая при этом назойливо поскрипывала.
– Садись,- предложил сосед.
– Спит ведь уже, хватит качать,- не удержался я.
– Нет, пусть уснет покрепче. А то охнуть не успеешь, опять проснется. Измотал нас.
– Душно у вас,- заметил я.
– Попробуй скажи об этом Арус,- вздохнул Ваган.
– Не дает форточку открыть. Боится, как бы ребенок
– Дай я немного покачаю,- попросил я.
– Ты лучше говори потише.
– Давай, давай!
– шепнул я.
– Навык приобрести хочешь?
– Ваган великодушно уступил мне коляску, подошел, открыл форточку и покосился на дверь, не идет ли Арус.
Немного покачав, я откатил коляску на середину комнаты. Ваган с беспокойствием посмотрел на меня. Но ребенок уже мерно посапывал.
– Где.ты. пропадал?
– поинтересовался сосед, которому, яэто чувствовал, давно ужв.не терпелось полюбопытствовать.- И ночью домой не являлся. Я беспокоился, не случилось ли чего. Ты бы хоть позвонил. Арус решила, что ты у тестя остался.
– Я был в Цахкадзоре. А к тестю и не собираюсь.
– Но ведь Асмик...
– Об этом не стоит больше.
– То есть как?
– А так, дорогой. Можно и новую семью создать, еще не поздно. Иные женятся в тридцать пять и в сорок лет. Верно ведь? Так что мне еще не поздно. А теперь представь, что мы с Асмик как-то тянули бы лямку, жили бы кое-как и лет череа двадцать - двадцать пять, когда и жизнь-то уже позади, вдруг осознали, осмыслили, что не были созданы друг для друга?..
– Жаль,-сказал Ваган.- Очень жаль.- Потом сердито добавил:- Не кури! Ребенок тут, нельзя.
Я сунул пачку с сигаретами обратно в карман.
– Сейчас Арус закончит там свои дела, мы с тобой выйдем на кухню,смягчился Ваган.- Приходил бы домой пораньше, вместе бы обедали.
– Я же каждый вечер дома!..- сказал я.
– Ну и что? Я думаю, ты хочешь быть один на.один со своей бедой, не решаюсь иной раз войти, а ты не зовешь...
– Да нет у меня никакой беды!
– объявил я.
– Вижу, вижу,- сказал Ваган.- Вон уж и дома не ночуешь. Интересно, что ты не видал в Цахкадзоре зимой?
– Я тоже думал, что зимой там делать нечего. Даже не хотел ехать. А съездил, убедился, что на свете есть синий снег, лыжи, есть беззаботность, и любовь есть...
– Что, что?..
Я махнул: рукой и снова полез за сигаретами...
– На свете много хорошего,- сказал я, вертя в пальцах сигарету.- И хорошего больше, чем плохого.
Я встал со стула.
– Курить хочется. Пошли в коридор. Или лучше ко мне, - предложил я.Дверь оставим открытой, если ребенок вдруг проснется, услышим.
Арус убрала у меня в комнате. И в одну из цветочных ваз даже поставила восковые розы. В комнате было жарко.
Я приоткрыл створку окна.
– Может, тебе спать хочется, Ваган?
– поинтересовался я.
– Ничего,- сказал он.
– Пока Арус не закончит, я все равно не усну. Ты что-то выглядишь.усталым...
– Зато загорел на солнце и на ветру,- объяснил я.
– Зимой и загорел?!
–
Только вот электричка все портит. Но счастливые и этого не замечают... А я сегодня счастлив. И вчера был счастлив.
Мне очень хотелось, чтобы Ваган спросил, отчего я счастлив Но он вдруг начал рассказывать, как инженер в цеху объявил, что рационализаторское предложение Вагана гроша ломаного не стоит, потому как оно не сработает. Ваган обозлился, усмотрев, в этом злой умысел. Он был убежден, что инженер, недавний студент, метит к нему в соавторы, не иначе.
Он говорил долго. Со всей обстоятельностью пересказал диалог между ним и инженером. Мне стало тоскливо.. Я взглянул на часы. Было далеко за полночь. Снял покрывало с кровати.
– Счастливчик, называется!
– усмехнулся Ваган.
– А говорят, ведь счастливым не до сна?
– Неправду говорят, не верь этому.
Вагану не хотелось расставаться со мной.
В дверях появилась Арус: - Левой, у нас есть мацун. Съешь перед сном.
– Не хочется, Арус.
– Дело твое,-сказал Ваган.-Арус, кажется, ребенок заплакал...
Они пожелали мне спокойной ночи и ушли.
Я еще долго слышал мерное поскрипывание детской коляски.
Мы с мамой жили на улице Нариманова в одном из глинобитных домишек, не имевших дворов. Играл я с ребятами прямо на улице.
В нашем квартале было много азербайджанцев. Говорят, раньше в этой частл города вообще жили только азербайджанцы. В конце высилась мечеть, сложенная из кирпича.
Туда сходились .все верующие и молились своему Магомету.
Многие со временем продали свои дома и сады и переехали в разные концы города. Сады постепенно засохли и уступили место нашим глинобитным домишкам, которые лепились столь тесно, налезая друг на друга, что казалось, иголке негде упасть.
По улицам и садам вились арыки. В них текли мутные воды речки Гетар. В маленьких запрудах люди умывались сами, мыли глиняную посуду. Взрослые утверждали, что тогда в Гетаре не было микробов. Вода, правда, была илистой, но ее очищали, пропуская через слои песка, щебня и камней.
К вечеру наши игры становились еще интереснее. В это время мы обычно играли в прятки. И когда темнело настолько, что в густеющей синеве неба появлялись бесшумно парящие летучие мыши, кто-нибудь из ребят осмеливался даже спрятаться за оградой садов. Чаще между кустами роз, а то и в кустах абрикосовых деревьев. Это считалось сигналом к атаке. Босоногая ватага мальчишек совершала нападения на сады. С невероятной быстротой и ловкостью летели за пазуху зеленые персики, и абрикосы величиной с орешек, горькие, .как яд. Садовники злали примерные часы наших налетов и то и дело устраивали засады. Иногда им удавалось кого-дибудь изловить и разок-другой огреть хворостиной. Но велика ли беда - хворостина. В основном они терпеливо втолковывали нам, что грех рвать зеленые фрукты, да и вредно, животы разболятся.