Сильная и независимая
Шрифт:
— Юль! Ты что, обиделась? Я не хотела вас обманывать, — тараторит Стаська, возвращая меня из мира грез на грешную землю. — Вы просто не понимаете. А я… Я никогда не была уверена, что люди, набивающиеся мне в друзья, не преследуют каких-то своих целей.
— Разве мы набивались?!
— Вы — нет. Ты как скажешь, Ал! Тут скорее наоборот история. Вы такие классные, настоящие, оторванные… Наверное, я просто боялась, что узнав, чья я дочь, ваше отношение ко мне изменится.
— Да прям! — фыркает Аллочка.
— Значит,
— Ну какие обиды, дурочка?
Вытягиваю руку над столом, чтобы скрепить дружеские клятвы пятюней. Но вместо того, чтобы мне ее дать, Алка хватает мою ладонь и, повертев, вскидывает брови:
— Ты почему еще не сняла обручалку?
— А надо?
— Долой напоминание об этом гаде!
Снять кольцо, которое, не снимая, носила пятнадцать лет — задача такая же нелегкая, как и бестолковая. Оно едва ли не намертво вросло в меня за эти годы, и чтобы его содрать, пришлось изрядно помучиться. И все бы ничего, но даже после того, как все получилось, на коже остался характерный след.
— И куда его теперь? — всхлипнув, верчу в пальцах погнутый ободок.
— В окно! — вскочив со стула, Лерка в одно касание распахивает окно, и прежде чем я успеваю ей помешать, вышвыривает в него мою обручалку.
— Радикально, — восхищается Стася, прижимаясь носом к стеклу.
— В таких ситуациях только так и надо. Особенно если вы действительно собираетесь мутить бизнес. Проект, как я понимаю, намечается грандиозный. Вписываться в него, находясь в браке, не стоит. Это я тебе как твой юрист говорю.
— Да какая разница?
— Такая! Хочешь, чтобы твой Эдичка еще и на это претендовал?
— Да ни на что он не претендует, господи!
— Вот и закрепим это в мировом. — Алка потирает ладошки и куда-то уходит под нашими удивленными взглядами. — Я за ноутом. Набросаю рыбу…
Язык чешется ей возразить, но мой порыв пресекает Лерка:
— Да пусть что хочет делает, кому от этого хуже? Сама же говоришь — он на все согласен.
— Заодно и сумму алиментов пропишем.
— Кстати, насчет детей. Что-то их долго нет…
В разговорах с подругами время пролетело быстро. Я даже не заметила, а ведь прошло уже часа три. Неужели они на сборах вещей зависли? И Эдик тоже хорош! Мог бы и позвонить. Впрочем, мы люди не гордые. Хватаю телефон и сама набираю Моисеева.
«Любимый муж» — как насмешка, ей богу. Надо будет не забыть переименовать контакт. Жаль, из-за детей его нельзя удалить вовсе.
— Да!
— Как все прошло?
— Как-как, Юль. Хреново… — трагично вздыхает Эдик. Ну, а что он хотел, собственно? Ясен пень, детям будет нелегко простить, что он променял нас на какую-то девку. Будучи умным мужиком, он должен был это понимать.
— Вам долго еще собираться? У них режим. Пусть возьмут все необходимое, а на днях я найду кого-нибудь, кто поможет нам с переездом. — В трубке
— Слышу, — откашливается Моисеев. — Тут такое дело, Юль… Они отказались переезжать.
— В каком это смысле? Ты им сказал, что мы разводимся?
— Да. Они вроде как решили остаться со мной.
— Вроде как?!
— Ну что ты меня пытаешь?! Хочешь, сама с ними поговори.
— Что ты им наплел?!
— Ничего!
— Ты рассказал им о своей новой бабе? — рычу, мечась взглядом по вытянувшимся лицам подруг.
— Ну, так… В общих чертах.
— И они решили, что останутся с тобой?
Под конец мой голос окончательно сипнет. Приходит мой черед прокашляться, но черта с два это помогает — мне будто удавкой перетянули горло.
— Клянусь, что никак не влиял на их решение.
Это агония. Ее нужно немедленно прекратить.
— Ладно. Уже поздно. Тогда… Завтра все детально обсудим.
— Юля…
— Пока, пожелай им от меня спокойной ночи!
Отрубаю связь, прежде чем он еще что-нибудь скажет. Плечи трясутся, слезы текут по щекам, размывая картинку перед глазами.
— Думаешь, это правда?
— Что?
— Что малые захотели остаться с ним?
— Не знаю. Они его любят. Да и… Там им все привычнее.
Из-за всхлипов речь выходит сбивчивой и невнятной. Самой от себя тошно.
— Вот же мелкие засранцы! А они вообще в курсе, через что тебе пришлось пройти, чтобы дать им жизнь?!
— Если речь об ЭКО, то да. Серега с Лешкой наслышаны об этой истории. Впрочем, какая разница?
— Им, видимо, никакой, да. А вот что скажет новая пассия Эдички, когда узнает, что у его сперматозоидов почти нулевая подвижность?
— Боже, Алка, да мне плевать! В сложившейся ситуации меня волнуют исключительно мои дети! Мои-и-и. Может, Моисеев потому их и забрал, что других у него не будет?! — вскидываюсь вдруг.
— Погоди. Мне кажется, рано ты отчаиваешься.
— Ну да. — Шлепаюсь обратно на стул. — А ты бы как себя повела на моем месте?
— Я бы выждала.
— Выждала? — хмурю брови.
— Ага. Пусть они поживут вместе, посмотрим, как надолго Эдички хватит.
— Он хороший отец.
— Легко быть хорошим отцом, когда все на тебе держится. Позволь им в полной мере насладиться друг другом. И посмотрим, кто первый взмолится о пощаде.
— Жестоко, — улыбается Лерка.
— Ну, не знаю, — шмыгаю носом. — Им же всего одиннадцать. Как они без меня?
— Всего? Или уже? Тут как посмотреть.
Наверное, в тот момент во мне говорит обида. Но я вдруг соглашаюсь с тем, что в словах Алки имеется смысл. Неожиданно на меня снисходит блаженное равнодушие. Может, для порядочной матери такие мысли непозволительны, но мои дети сами приняли такое решение. Не я от них отказалась, так какие ко мне претензии?