Сильная и независимая
Шрифт:
— Будущие физиотерапевты. У ребят практика.
— А-а-а. Да мне пофиг.
— Ну, а мне тем более.
Присутствие новеньких бодрит. Под прицелами чужих глаз поневоле начинаешь выкладываться на максимум. Парни совсем зеленые. Но де-е-ерзкие. Смотрят так, что неловко становится. Это вам не профессиональные тренеры, у которых отточенный годами практики покер-фейс.
— Ты видела, какие банки у этого блондинчика? — шепчет мне на ухо Лерка. — Это же сколько он их качал? Ой-ой-ой, Моисеева, он на тебя смотрит!
— Не говори ерунды, Лер. И вообще, ты закончила?
Всего третий, а я уже едва волочу ноги. Пот течет по лицу, волосы намокли и облепили череп. На что тут смотреть? Тем более двадцатилетнему мальчику? Я ему в мамки гожусь.
— Ты отстала от жизни, Юлька. Сейчас мода на милф.
— Я что, про мамку вслух сказала?
Лерка закатывает глаза и легонько бьет меня скрученным в жгут полотенцем. Добиваю поясницу экстензией, отношу на место утяжелитель и ловлю взгляд того самого блондинчика.
— Помочь?
— Сама справлюсь.
— Не сомневаюсь. Форма у тебя — отпад. Я набирал воду в бутылку и так засмотрелся, что устроил у кулера потоп.
Подкат хорош, да. Просто лекарство для моего раненого эго. Это трогает что-то внутри. И мое «Мы уже на ты?» звучит поневоле кокетливо. Конечно, я не собираюсь давать парню никаких авансов. Это просто смешно, но… Внимание — оно ведь и кошке приятно.
— Почему нет?
— Потому что это непрофессионально?
— Так я не на работе. — Обаятельно улыбается. — Слушай, может, сходим куда-нибудь после? Посидим… Выпьем кофе. Узнаем друг друга получше…
О-фи-геть. И то ли схемы в наши времена сложнее были, то ли люди более зажаты. А тут все так легко, что даже завидно.
Боже, я правда сказала «в наши времена»?! Походу.
— Извини, — улыбаюсь, — я не планирую пойти под статью о совращении малолетних.
— Мне двадцать, — блондин улыбается во все тридцать два, или… в этом возрасте еще не прорезываются восьмерки? — И когда ты согласишься, это будет лучшее свидание за все твои… Сколько?
Не ответить на эту заразительную улыбку просто невозможно. Особенно когда у тебя больше нет стопора в виде необходимости хранить верность мужу. А его уход к другой, напротив, подталкивает к всяческим безрассудствам.
— Хочу верить этому миру так, как ты веришь в эффективность своих подкатов, — смеюсь, встречаясь взглядом с мнущейся неподалеку Леркой.
— Так что, пойдем? Я угощаю! — ничуть не смутившись, повторяет приглашение парень.
Представив, как студент выпрашивает у мамы денег, чтобы сводить меня в кафе, тихонько хмыкаю.
— Пригласи подходящую тебе по возрасту девочку. Уверена, она будет в восторге, — смягчаю отказ, хотя самомнение красавчика вряд ли поубавит такая мелочь.
— Не хочу по возрасту! Хочу тебя, — кричит дурак. Хорошо, что снаряды гремят, и никто не слышит. Впрочем, злиться на него почему-то совершенно не получается. Лерка мерзко хихикает. Шикаю, ткнув ее в бок. Ну что за детский сад?!
— Мать, а тебе не кажется, что он похож на того чувака из приложения для знакомств?
— Да ну. Таких совпадений не бывает.
— Наверное. В сауну пойдем?
— Если ненадолго. У меня через два часа клиент.
В
На работу приезжаю как новенькая. Успеваю поздороваться с администраторами и повесить пальто в шкаф, когда меня окликает постоянная клиентка салона.
— Юль, можно тебя на пару слов?
— Конечно, Людмила Васильевна. Прекрасно выглядите! Узнаю Машину руку.
— И Семена, надо полагать.
— Да… — закрываю за нами дверь пустующего косметологического кабинета.
— О нем я и хотела поговорить.
— Что-то не так? Вам не понравилась укладка? — окидываю прическу женщины придирчивым взглядом, но не нахожу, к чему бы придраться.
— Если бы. Боюсь, у него проблемы посерьезнее, Юль. Он меня сушит, а сам пританцовывает на месте. Ни секунды покоя, весь дерганый, глаза бегают… — со слезами рассказывает Поперечная. Мне сходу становится понятно, и к чему она клонит, и с чего вдруг такая реакция. Не так давно Людмила Васильевна похоронила сына, который загубил себя точно так же, как сейчас себя губит мой лучший парикмахер. — Ты прости, но людям, более-менее сведущим, за километр видно, что он под чем-то… И если я тебе по-свойски пожалуюсь, то клиент повзыскательнее просто уйдет и никогда сюда не вернется.
Твою мать, Сёма! Только этого мне сейчас и не хватало! Золотой мастер — единичный, но…
— Я поняла, Людмила Васильевна. Спасибо за сигнал. Даже не сомневайтесь, я этого так не оставлю.
— Если понадобится помощь — обращайся. У меня и адреса клиник есть, и выходы на хороших наркологов…
— Спасибо. К сожалению, мы это тоже не раз уже проходили.
— Мне очень жаль.
— Да… Спасибо. И пожалуйста, примите в качестве извинений…
— Нет-нет, об этом даже речи не может быть! Я оплачу работу! — не дает мне договорить Поперечная. — Речь ведь не об этом совсем, Юлечка. Что ты?
Женщина искренне возмущена, поэтому я не настаиваю. Если ей так хочется оплатить услугу — пускай. Провожаю ее до ресепшена и возвращаюсь в зал.
— Семён…
— М-м-м? — и правда, ведь дергается! Как будто у него уж в трусах.
— Не догадываешься, о чем я хочу поговорить?
— Нет, — улыбается, клоун!
— Давай попробуем еще раз. Не догадываешься, о чем я хочу поговорить? — давлю взглядом. Ну, как так, а? Мы же договаривались! Он мне обещал — сказать, если сорвется.
— Юлька, да что случилось-то?
— Я отстраняю тебя от работы.
— Почему?
— Не могу подпускать тебя к людям в таком состоянии.
— Я в норме! — бесится Сёма.
— Нет. И пока ты себе в этом не признаешься, я ничем тебе не смогу помочь. Извини.
— Да ты гонишь! У меня запись до конца месяца!
— Придется девочкам взять на себя твою нагрузку. — Пожимаю плечами. — Позвони мне, если тебе понадобится какая-то помощь.
От обиды хочется плакать. Жизнь так несправедлива! Сёма ведь на самом деле классный мужик, когда не употребляет. И подставляет меня, лишь когда срывается. Твою ж мать, как во время! Засада по всем фронтам…