Сильная и независимая
Шрифт:
Шесть — два!
В предчувствии разборок, едва переставляя ноги, плетусь к тренерской.
— Юлия Владиславовна, на две минуты!
Серый с Лешкой стоят, повесив носы. Спасибо, хоть не при всех нас отчитывают.
— Я не понимаю, что происходит с вашими парнями! Они в последнее время окончательно отбились от рук. У вас все нормально? — громыхает Кириллов, вытирая полотенцем залитое потом лицо.
Ч-черт. И тут бери, исповедуйся… Как это задолбало! Я еще после разговора с родителями не отошла, а тут снова, здравствуйте.
— Не сказала бы. Видите ли,
— А раньше нельзя было сказать? — презрительно сплевывает на пол тренер. — У меня вся защита посыпалась.
— Ну, извините! Как-то не подумала я о защите, — огрызаюсь и, подстегиваемая эмоциями, делаю шаг к двери тренерской, которую Кириллов за нами прикрыл.
— Стойте. Я не хотел вас обидеть, просто… — Александр Викторович ерошит пятерней короткие волосы. — Просто плохо, что я не в курсе психологического состояния своих спортсменов. Это ведь очень важно.
— Я понимаю. Постараюсь исправиться, — сухо обещаю я.
— Обижаетесь?
— Нет. У меня и без этого хватает забот. У вас все? Мы можем ехать?
Голос дрожит. И дело совсем не в Кириллове, который, как и всякий физрук, груб и не отёсан. Просто одно к одному. Развод, девка эта, обман Моисеева… Словом, паскудный день.
— Да, конечно, — как будто теряется Александр Викторович. — Юлия! — окликает меня, но я уже не оборачиваюсь. — Юля…
— До встречи. — Ухожу, чтобы не разрыдаться как дура. Как-то неожиданно мощно меня накрыло. Догнало осознанием.
— Ребят, одевайтесь. Я вас в машине подожду.
Успеваю даже всплакнуть, пока сыновья собираются. Они у меня копуши. Успокаиваю себя мыслью о том, что бывают ситуации и похуже. Например, что бы я делала, если бы зависела от мужа финансово? А ведь так вполне могло оказаться — Эдик не пришел в восторг, когда я вернулась к работе едва ли не сразу же после рождения мальчиков. Мне же казалось унизительным просить деньги у мужа. Да и в принципе хотелось развития. Хорошо, что я его не послушалась, да… И просто прекрасно, что мне было куда от него съехать. Если так разобраться, у меня есть все для нормальной жизни — любимое, приносящее хороший доход дело, здоровые дети. Которые предпочли остаться с папой, да… Но я же вижу, как стремительно тает их энтузиазм. Да они же уже сейчас на голом упрямстве держатся, потому что не могут признать, как лоханулись! В общем, все у меня нормально.
Когда сыновья, наконец, рассаживаются по местам — отдаю им свой телефон, чтобы те выбрали ужин по вкусу.
— Ты что, себе совсем не готовишь?
— Ага. Некогда.
— А я скучаю по твоему борщу, — признается Лешка.
— Что ж не сказал? Я бы сварила. В следующий раз буду знать, чем вас порадовать.
— Угу.
Поговорили, блин. Ну, да ладно. Вряд ли что-то может сделать этот день хуже. Ужинаем, вяло болтаем. Неразговорчивость сыновей меня не пугает. Я не верю, что могла так быстро утратить контакт с детьми. Скорее они просто устали.
— Я спать.
— Я тоже… — вскакивает из-за стола Лешка.
— Я постелила вам в большой спальне.
—
— Ну, извините, — развожу руками.
— И как ты планировала, чтобы мы с тобой жили? — возмущенно бормочет Сережа.
— Если бы вы согласились, я бы что-нибудь непременно придумала! — рявкаю в ответ, потому что реально, блин, задолбал. Тоже мне — принц датский.
Видя, что мое терпение на исходе, мальчики уходят, бормоча под нос что-то невнятное, а меня аж трясет. Да, здесь бы у них не было отдельных комнат, но это не означает, что мы не смогли бы нормально разместиться и наладить комфортный быт. Было бы желание, правда?
Гремя посудой, убираю со стола. Стираю крошки, загружаю посудомойку. Телефон молчит — даже блондинчик из спортзала не пишет, хотя он регулярно давал о себе знать, наплевав на мой запрет. То фотки мне присылал (нормальные, без обнаженки) — одну с катка и еще одну — из зала, то ссылку на протеин, сопроводив ту короткой припиской, что с ним моя попка станет еще аппетитнее. Я решила ему не отвечать, но и блокировать тоже не стала. Было интересно, как надолго мальчишки хватит. К тому же наличие поклонника, пусть даже такого сомнительного, оказалось отличной подпоркой для моей пошатнувшейся самооценки.
Залогинившись под Алкиным паролем, от нечего делать опять захожу в сториз к Эдиковой «любви». Может быть, за последние дни я ударилась в мазохизм — не знаю, как еще это объяснить. С новой фотки на меня смотрят мясистые титьки, в ложбинке которых поблескивала подвеска Ван Клиф. Да, далеко не самая дорогая в коллекции, но все же. Лично я даже вспомнить не могу, когда Эдик в последний раз мне что-то дарил. Вот так, да? Я не заслужила, а эта… От злости и ощущения лютой несправедливости простреливает в висках. Во мне как будто и впрямь что-то рушится в этот момент, вспарывая зазубренными краями душу. Вскакиваю на ноги. Диковато оглядываюсь по сторонам. Мне кажется, на эмоциях я бы разнесла всю квартиру, если бы в ту секунду не зазвонил телефон.
— Да, Александр Викторович? Ч-что-то случилось? — голос срывается, а зубы стучат так, что я боюсь, как бы ему это не было слышно.
— Хочу еще раз извиниться. Я, наверное, брякнул какую-то хрень. Но это оттого, что ты мне всегда нравилась.
Беру паузу, чтобы осознать сказанное. Так… Так! Похоже, я готова сотворить какую-то дичь. Но и черт с ним!
— А сейчас нравлюсь?
Надо отдать Кириллову должное — теряется он недолго.
— Сейчас даже больше прежнего.
Диктую свой адрес.
— Приедешь — наберешь, я выйду.
Я выйду?! Господи, что я, на хрен, творю?! А, собственно, что? Разберусь по факту! И снова я хватаюсь за телефон.
— Лерка!
— Что?
— Кажется, я собралась согрешить! — выпаливаю в трубку.
— Ну-у-у, если грех красив, высок, широкоплеч и хорошо сложен, то почему бы и не взять его на душу? В старости отмолишь, — смеется подруга.
— Думаешь? — с отчаянием дергаю волосы.
— А что, он в самом деле хорош?
— Не знаю. Мы давно знакомы, но по понятным причинам я никогда не примеряла его на себя.