Симпатия
Шрифт:
Теперь они лежали рядом, смотрели в потолок и дожидались, пока выровняется дыхание. Надин не спросила про Паулину, не взглянула на часы и, казалось, не обратила внимания на то, как стремительно все прекратилось. Улисес не думал о том, нужно или не нужно было кончать в нее. Давным-давно их тела превратились в пещеры, ожидающие ночного зверя.
Потом они заговорили. О разном. Обменивались фразами, будто случайно перепутанными предметами одежды. Прикрывали кожу неясными словами, подчеркивающими то, что оба и так знали: теперь они вместе. Улисес сказал, что Паулина уехала из страны. Надин сказала, что принимает противозачаточные. Нет, мужчины у нее нет, зато есть поликистоз яичников.
Она
— Но здесь полный кошмар, Надин, — сказал Улисес.
— Зато здесь ты.
И тогда Улисес всмотрелся в нее внимательнее. Увидел преждевременные морщины. Седую прядь в районе пробора. А тело, не считая шрама на животе, было гладким и бархатистым. Может, так всегда у танцовщиц. Голова и тело как будто от двух разных людей, и отношения между ними — как у Дориана Грея с его портретом, только наоборот. Балерины, думал Улисес, обычно не красятся, и на их лицах видны все безжалостные следы времени, а вечно молодые тела скрывают какой-то тайный договор.
Он рассказал Надин, что по-прежнему ведет киноклуб, но участников находить все труднее и труднее.
— Все уезжают.
— А на что ты живешь?
Секунду он размышлял, не соврать ли ей про сбережения в долларах, продажу машины или что-то в этом роде.
— По правде говоря, сейчас меня содержит мой тесть. Точнее, бывший тесть.
И в общих чертах описал свои отношения с Мартином.
— Я бы хотела с ним познакомиться, — сказала Надин.
— Не получится.
— Почему? Ты же сам говорил, Паулину он ненавидит.
— Он всех женщин ненавидит.
— Наверняка жена у него была сущая ведьма.
— Не знаю. Я обожаю старика, но видно, что он человек конченый.
— Он дает нам кров и пищу. Я должна заручиться его симпатией.
— Нам?
— Я шучу, дурачок, — сказала Надин, внезапно пустив в ход аргентинский акцент.
Улисес навис над ней, поцеловал и медленно отправился в путь по ее телу, словно по лесу, где царили разом все времена года, ведомый только кончиком собственного носа. Уловил на маленьких грудях запах палых листьев. Аромат рисового молока на внутренней стороне бедер. Осторожно развел руки — под ними пахло шкафом со свежевыстиранным бельем. Узловатые, истерзанные танцем ступни сверкали, как мраморные.
«Я брежу», — подумал Улисес.
В каждом поцелуе и в каждом испарении кожи Надин словно проступало безумие: оно покусывало Улисеса и не давало спать.
6
— Клаудия вернулась, — объявил Улисес.
— Кто? — рассеянно спросил Мартин, не отрывая взгляда от телевизора.
На прошлой неделе Улисес пропустил обязательный визит к Мартину и решил рассказать ему правду.
— Моя Клаудия Кардинале. Она вернулась.
Мартин взглянул на Улисеса впервые с его прихода, на несколько секунд перевел глаза на экран, произнес:
— Ни хрена себе! Ну, поздравляю, Улисито! — и выдал залп оглушительного хохота, из тех, что иногда кончались приступом удушья.
— Вы не против, Мартин?
— Чего это я должен быть против?
— Из-за Паулины, я имею в виду.
— Не дури, Улисес. Я тебя умоляю. Как ее зовут?
— Надин.
— Красивое имя. Француженка?
— У нее мама француженка.
— Когда приведешь познакомиться?
Надин не удивилась приглашению Мартина. «А что, если это какая-то уловка старика?» — думал Улисес. Но нет, быть такого не может. Про Надин никто не знает. Хотя один раз она приходила к нему еще до романа, когда он сдуру решил пригласить
— Отлично провели время, да?
— А то! — ответил Улисес.
Потом они пошли в спальню, погасили свет и уснули.
Но Мартин, продолжал размышлять Улисес, — человек могущественный. Паулина рассказывала — правда, без подробностей, — что он был связан с самим Чавесом со времен учебы в Военной академии. Отношения были двойственные, поскольку Мартин числился среди главных участников подавления попытки государственного переворота, устроенной Чавесом 4 февраля 1992 года. В девяносто девятом он вышел в отставку. В последующие годы Боливарианская революция завладела всеми сферами жизни в стране. После мятежа против Чавеса 11 апреля 2002 года и возвращения последнего к власти два дня спустя начались чистки в вооруженных силах, государственной нефтяной компании PDVSA и Верховном суде. Некоторых отставных офицеров они тоже задели. Но только не Мартина — ни тогда, ни после.
Откуда Улисесу знать, не организовал ли будущий тесть слежку за ним за несколько недель до свадьбы с Паулиной? Но даже если так, что мог увидеть предполагаемый шпион? До последнего времени их отношения с Надин ограничивались кофе в культурном центре в дни занятий киноклуба. И почти всегда вокруг было полно других преподавателей, ведущих мастер-классов и клиентов книжного магазина. Да, они обменивались сообщениями, в которых можно было уловить особый интерес, но ничего компрометирующего. Суть отношений крылась во взглядах. И лишних мгновениях объятий при встрече и прощании.
За неделю до свадьбы Улисес задержался после занятий. Генри, администратор, попросил его закрыть культурный центр, потому что самому ему нужно было на какой-то важный ужин. Улисес ждал, пока в соседней аудитории закончится пятничный семинар по поэзии. Кроме аудиторий, на втором этаже находился офис Генри. Там была полка с бухгалтерскими книгами и письменный стол с тяжелым монитором, на который поступали изображения с развешанных по всему центру камер.
Заскучав, Улисес перешел из своей аудитории в офис. Сел на стул и стал смотреть в монитор. В левом нижнем углу, в квадратике, передававшем картинку с кассы книжного, он увидел Надин. Она сидела на своем месте и читала, совершенно одна — магазин уже закрылся. Улисес удивился, что она еще не ушла. Он сфотографировал экран и послал фотографию Надин вотсапом: «Гт watching you».
Надин перестала читать и проверила телефон. Изобразила подобие улыбки и оглянулась в поисках камеры. Потом состроила гримасу и ответила:
«Ха-ха-ха. You pervert!»
«Yes, I am!! Почему ты до сих пор здесь?»
«Так, просто читаю. Лень идти на улицу. А ты?»
«Я жду, пока семинар по поэзии закончится. Сама знаешь, там ведущего не заткнуть».
«Ха-ха-ха. Да, знаю».
«Генри просил сегодня закрыть».
«Понятно».
«Да… Ну ладно, читай дальше».
«Что, ничего получше не мог придумать? — сказал себе Улисес. — Спроси хотя бы, не хочет ли она выпить пива. Но это неблагоразумно, вдруг кто-то увидит. Тогда скажи, пусть приходит в офис Генри, когда поэтический семинар закончится. Скажи, отсюда видно все, что снимают камеры, но в самом офисе ни одной камеры нет. Скажи: „Поднимайся уже сюда". Скажи: „Иди ко мне, Надин". Скажи что угодно, кроме „Читай дальше"».