Синдром войны. О чем не говорят солдаты
Шрифт:
Машина могла быть начинена взрывчаткой.
«Мы ждали, что самосвал вот-вот взорвется, но взрыва не последовало. Тогда двое моих пехотинцев подошли к нему, один прикрывал, второй открыл дверь. В кабине самосвала сидел пожилой человек. Он был мертв. Он был в традиционной одежде, дишдаше, и весь в крови. Помню этот запах… дизельного топлива и крови», — Искол говорит очень тихо, ему тяжело вспоминать ту ночь.
«В такой момент очень хочется найти всему разумное объяснение. Нам очень хотелось верить, что мы убили противника, повстанца, а не мирного жителя. Мы никак не могли понять, почему он не остановился на КПП. Мы обыскали самосвал. Там оказалось очень много каких-то белых коробок, но никакой контрабанды.
«Мне было плохо, тошнота подступала к горлу. Еще я очень переживал за своих людей, за тех, кто нажимал на спусковой крючок. Все мы чуть ли не молиться были готовы, чтобы этот человек оказался повстанцем. Ну а потом я попытался понять, могли бы ли мы действовать как-то по-другому, стал снова проигрывать все случившееся в голове. Мысли путались, меня мутило. В голове только две мысли: я переживал, что мы убили ни в чем не повинного человека, и надеялся, что он все-таки окажется повстанцем. Вот эти две мысли».
Искол вернулся к грузовику, возле которого сержант выговаривал младшему капралу, первым открывшему огонь, за то, что он стрелял по тому месту, где находился Искол. Но Закари понимал, что это его план с шипами оказался крайне неудачным. Капрал стрелял в грузовик, точно определив направление. Искол оказался на линии огня, потому что сам ошибся при выборе позиции. И еще ему было ясно, что они убили невиновного. Мирного жителя.
«Я должен был сказать капралу, что он все сделал правильно. И что завтра ему придется делать то же самое. И это самое тяжелое. Ты же понимаешь, что отвечаешь за своих людей: за их жизнь, пока мы находимся там, и за их душевное состояние после возвращения домой». Если бы капрал промедлил, другие пехотинцы или их иракские союзники могли погибнуть. В любом случае именно Искол отвечал за все случившееся. Правильно он действовал или нет — груз ответственности оказался нелегкой ношей. Он почувствовал себя очень одиноким.
«Мы забрали тело в лагерь. Сделали скан радужной оболочки глаза [24] и отвезли тело в полицейский участок. Я сел писать рапорт об инциденте. Помню, нервничал, боялся, что у нас будут неприятности. К моему удивлению, все уладилось очень быстро. Я получил письмо по электронной почте: дело закрыто. Наши действия были признаны оправданными. Я подумал тогда, что мы недостаточно ценим жизнь иракцев. Конечно, мы должны защищаться. Но ведь погиб человек. Я хотел, чтобы наше командование признало, что отнятая человеческая жизнь заслуживает, по крайней мере, проведения расследования».
24
Армия США создала биометрическую базу данных, содержащую информацию об установленных повстанцах и террористах.
Закари понимал, насколько ценна каждая жизнь, в том числе и убитого ими иракца. Это стало еще более очевидно после разговора с братом погибшего, который пришел на базу на следующий день.
«Я почти целый день провел с ним. Он рассказал мне о своей семье. Рассказал, что погибший, его брат, очень поздно женился, потому что почти всю жизнь заботился о матери. У него было двое маленьких детей». Брат убитого объяснил Исколу, почему тот, скорее всего, не остановился у КПП. Он плохо видел, и у самосвала были проблемы с тормозами.
«Я позвал сотрудника военно-юридического управления, и мы сразу же выплатили брату погибшего
«Абуд вел себя очень почтительно с братом погибшего, был очень добр к нему. Но при этом все время повторял: «Случившееся — настоящая трагедия. Но так уж сложились обстоятельства. Каждый делал то, что должен был. Каждый действовал, исходя из имевшейся на тот момент информации»».
«Тогда я очень хотел в это верить. А сейчас виню себя за случившееся. Вероятность того, что убитый оказался бы повстанцем, была примерно 50 %. Исходя из этого я и действовал. Сейчас я думаю, что мы могли бы поступить по-другому, пойти на большие риски. Конечно, если бы мои пехотинцы на самом деле оказались в опасности, я бы думал по-другому. Но я до сих пор задаюсь вопросом, к чему в конечном итоге привели наши действия. Вдруг этот инцидент заставил кого-то из иракцев присоединиться к повстанцам? В таком случае получается, что мы не обезопасили себя, а совсем наоборот».
Позже события того дня заставили Искола задуматься о том, насколько вообще оправдана политика американского военного руководства, отдающая приоритет защите американских солдат даже над принципом неприкосновенности жизни мирных граждан [25] в течение нескольких лет он был ярым сторонником американской кампании в Ираке, он сам добровольцем отправился туда, причем дважды. Но после случившегося Закари начал сомневаться в том, следовало ли США вообще начинать эту войну.
25
Политика «защиты войск» подразумевает, что американские войска должны по возможности сводить к минимуму свои риски во время кампании. Например, если не удается установить точно, кто управляет приближающимся транспортным средством, военнослужащие имеют право стрелять на поражение. Возможно, если бы Искол и его товарищи не действовали согласно принципу «защиты войск», они не убили бы ни в чем не повинного водителя грузовика.
Но пока у Искола не было времени подолгу размышлять обо всем этом. Ситуация в Эль-Фаллудже становилась все более напряженной. Стычки с повстанцами участились. Правда, сомнения так и не покидали Захари.
«У нас было два щенка, мы их назвали Беовульф и Кэннонбол, как наши позывные. Беовульф сожрал средство от мух, и у него начались конвульсии. Никто из пехотинцев не решался прикончить его, и наш санитар позвал меня. Я надел мешок щенку на голову и застрелил его из своего пистолета. Тогда я понял, что все идет не так, как ожидал. Я думал, мне придется убивать повстанцев, сражаться с фанатиками. А вместо этого я убил щенка».
Вернувшись домой, Искол сначала очень хотел доказать самому себе и другим, что военная кампания США в Ираке оправдана. С фанатичной уверенностью он убеждал всех, кто готов был его слушать, что решение Америки начать войну было единственно верным. Но по прошествии некоторого времени его собственные утверждения стали казаться ему беспочвенными. Его учили анализировать и осмысливать все происходящее с ним, и сейчас он начал размышлять о своем военном опыте. Больше всего ему не давала покоя битва за Эль-Фаллуджу в ноябре 2004-го, масштабная операция по освобождению города от повстанцев. Американские войска выполнили свою задачу, но город практически сравняли с землей.