Сингулярность Смерти
Шрифт:
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Он шёл, не замечая усталости, словно эти слова, как дикий напев, подгоняли его, заставляя двигаться, не думая о том, что будет впереди. Всё исчезло. Все, что он знал, утонуло в темной пустоте. Он шёл, но ощущал, что его путь только начинается. Он должен был найти тех, кто это сделал.
Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
(Пыль-пыль-пыль-пыль —
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!
Глитч не думал о том, что будет впереди. Он думал только о том, что осталось позади. О том, что его сломано. О том, как война забрала у него всё, что он любил. Он всё больше ощущал, что теряет свою человеческую суть, что разрушается не только мир, но и он сам. И всё, что ему оставалось — это месть. Он знал, что если он не найдёт их, то потеряет всё, что осталось.
Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем!
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне!
Месть стала его единственной целью, но его разум был смятен. Время от времени, когда он пытался выжать из себя хоть немного спокойствия, его мысли блуждали в том, что он всё-таки потерял. Сколько времени уходит, чтобы снова почувствовать себя живым? Сколько крови и боли потребуется, чтобы вернуть хотя бы часть той жизни, что была у него?
Счет-счет-счет-счет — пулям в кушаке веди,
Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Каждый новый шаг становился всё более тяжёлым. Тело казалось чужим. В этот момент, среди этой всепоглощающей пустоты, ему казалось, что он уже мёртв. Он был только частью войны. Его жизнь и смерть теперь были неразделимы.
Для-нас-все-вздор — голод, жажда, длинный путь,
Но-нет-нет-нет — хуже, чем всегда одно, —
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
Что-то внутри его разрывалось, когда он думал о том, что Зоя не вернётся. Она была не просто частью его жизни, она была его смыслом. И её смерть, словно порез, который разорвал его душу, требовала своей платы. Теперь это был уже не просто акт мести. Это было что-то большее — что-то, что было частью его самого. Он знал, что не остановится, пока не найдёт тех, кто её убил.
Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело,
Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Он не думал о том, что будет дальше. Он знал, что он не сможет вернуться к прежнему себе. Зоя была его путеводной звездой, его светом, и теперь этот свет погас. Он шёл в темноту, шагая по пыльным, разорённым улицам, и всё, что оставалось — это только шаги.
Я-шел-сквозь-ад —
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
Он ощущал, как его душа превращается в нечто большее, чем просто пустота. Он был этим стихом. Он был частью этой боли и мести. И этот путь, куда бы он ни вёл, был единственным, что оставалось. Месть. Отплаты. Тьма.
"Отпуска нет на войне…"
Глитч стоял на краю разрушенной улицы, его тело покрыто пылью и кровью. Он не чувствовал боли. Он уже давно перестал ощущать физическое страдание. В голове, словно ржавый двигатель, бесконечно прокручивались слова. Пыль, кровь, шаги — всё сливалось в одно. Он не знал, сколько времени прошло с момента, как его отправили в этот ад. Время для него не существовало. Только месть, только этот путь.
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке,
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Каждый его шаг звучал в голове как удар молота. Он не мог остановиться. Каждый угол этого разрушенного города был как лабиринт. И в этом лабиринте не было выхода. В его ушах звучал этот стих, как мантра, как последний символ жизни, как код, который он сам себе запрограммировал, чтобы не сойти с ума. Он шел, поднимаясь по разрушенному зданию, скрываясь за углами, перепрыгивая через обломки.
Пыль взлетала с каждого шага, как пустой груз, который он нес на себе. Не было ничего, кроме этого пути. Он даже не знал, зачем ему двигаться. Это был не просто путь мести. Это было его существование.
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Он перешел через развалины одного из зданий, где когда-то жили люди, но теперь не осталось ничего, кроме пустых окон, через которые невозможно было заглянуть. Где-то там, впереди, были они — те, кто убил Зою. Он знал, что они уже близки. Он чувствовал их присутствие. Его интуиция, его способность ощущать вирус и его источники теперь обострились. Он мог почувствовать их. Как они дышат. Как они убивают.
И вот он стоял перед очередной разваливающейся дверью. Он поднял оружие. Стены дрожали от звуков далекой канонады, но для него это не имело значения. Его руки, не дрожащие, были тверды как камень. Он даже не заметил, как его пальцы скользнули по холодному металлу. Всё, что было важно — это найти их. Найти тех, кто принес смерть её жизни.
Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,