Сингулярность Смерти
Шрифт:
Когда всё было кончено, вокруг него лежали тела. Среди них были дети. Их крики исчезли в тени. Они лежали среди развалин, их лица всё ещё были полны того, что они не успели понять — что смерть пришла, что они были просто частью этой войны. Вопросов не было. И Глитч не мог осознать, что он сделал.
Его товарищи стояли в стороне. Они не двигались, не смотрели на него. Их глаза были полны отвращения, страха, сомнений. Но Глитч не чувствовал ничего. Он просто был там. Он был с ними, но был так далеко.
"Ты... ты не видел, кто это были, Глитч. Они были детьми", — прошептал
Товарищи начали держаться подальше. Они больше не смотрели на него как на того, кто когда-то был их другом, братом. Они стали бояться его. Страх был в каждом взгляде, который они бросали ему. Страх был в их словах, в том, как они перешептывались за спиной.
"Он не человек", — слышал Глитч, но ничего не мог с этим поделать. Он даже не пытался оправдаться. Он был не готов к этому. Он был готов к битве, к смерти, но не к этому. Не к страху, который теперь был частью его собственной жизни.
Он продолжал идти дальше. Вроде бы рядом были его товарищи, но они больше не были его товарищами. Он был один. Он был в этом мире один. У него не было ничего, кроме оружия и памяти о том, что когда-то был человеком.
Когда он приходил в лагерь, он встречал всё тот же взгляд — взгляд людей, которых он больше не мог понять. Они не говорили с ним, не искали его. Он был просто солдатом, живым инструментом, пригодным для выполнения задач. А он? Он был пустой оболочкой, которая жила только ради одного — войны.
"Они все, все враги. Все, кто передо мной — враги. И я буду их убивать", — думал Глитч, продолжая каждый день шагать по этому аду.
Глитч шел по пустынным улицам, глаза были тусклыми и бессмысленными, словно потерявшие всякую связь с реальностью. Война, она словно бесконечный поток, унесла всё живое, а в душе осталась лишь пустота. С каждым шагом он становился всё холоднее. Всё больше людей падало, но он не ощущал их боли. Боль стала частью него, как и вся эта смерть. Он не мог сказать, что это правильно. Он не мог сказать, что это справедливо. Но он продолжал идти, не спрашивая, не сомневаясь. Потому что война — это не просто жестокость. Это её суть. Она не спрашивает, она убивает.
Мир, в котором он оказался, казался ему запечатленным в огне. Всё, что он когда-то знал, исчезло. Это была не жизнь, а выживание в его худшей форме. В этом мире нет выбора. Он не выбирал, когда и как погибнет, не выбирал, кого убивает. Он — просто элемент. Инструмент. Он был одним из тех, кто не думал, не колебался, не сомневался. Механизм, который работает без замедлений. Когда ты находишься в этом аду, ты больше не задаёшь вопросов. Ты просто идёшь, как все остальные. Они все шли. И он не был исключением.
Но когда он остановился, его мысли обострились. Он снова задумался о том, что он оставил позади. О том, что это всё не его. Он вспоминал Зою, как она могла бы увидеть его сейчас. Он всегда думал, что будет бороться за неё, за её идеалы, но сейчас, по мере того как война пожирала всё вокруг, его собственная человечность начала таять. Всё, что он когда-то
"Смерть — это не акт, это состояние. Она не приходит по одному пути. Она всегда была рядом. Она была в каждом шаге, в каждом взгляде, в каждой мысли. Всё, что я когда-то знал, исчезло. Теперь я не живу ради жизни. Я живу ради смерти. И смерть — это всё," — он думал, сжимая оружие в руке.
И хотя он был окружён другими, он чувствовал себя одиночеством в этом мире, который стал таким непредсказуемым и жестоким. Каждый шаг по этой земле приносил ему ощущение ещё большего забвения. Он уже не был тем Глитчем, каким был раньше. Он стал частью механизма войны, потерявшего всякую связь с тем, что когда-то было важно. В этом мире больше нет доброты, нет света. Они все давно потеряли себя, остались только механизмы, вынужденные выполнять свою задачу. И это не было важно.
Никто не ждал от него жалости. Он был машинами войны. И чем дальше он шёл, тем больше не было боли. Он не думал об этом. Он знал, что люди вокруг его отряда боялись его, избегали его. Это всё было пустым, как всё остальное. Он стал тем, кто не чувствует. Он стал тем, кто выжил. Это было его единственное достижение. "Я стал пустым сосудом. Что такое человек? Просто оболочка, заполненная ожиданием. Ожиданием конца. В этом мире больше нет ответов," — думал Глитч, и его шаги становились всё более отчужденными.
Он знал, что скоро будет последний бой. Он чувствовал это. Но был ли он готов вернуться в свою старую жизнь? Был ли он когда-то живым? В этом мире нет ответов. "Когда ты убиваешь, ты перестаёшь помнить, что такое жить. Ты забываешь, что когда-то был человеком, что когда-то мог любить, думать, сомневаться. Война забирает твою душу, и ты становишься частью того, что было когда-то. Механизм, который работает без замедлений."
Теперь его жизнь была не чем-то большим, чем борьбой за выживание. Он стоял на грани, где смерть уже не имела никакого значения. Она была просто частью его мира. Миром, который не щадил никого. Его мысли были пустыми, его глаза уже не видели того, что могло бы быть красивым или человечным. Он был только в поисках следующей жертвы.
И в тот момент, когда он, наконец, схватил оружие, и выстрелы раздались в ночи, его разум был пуст. Он больше не чувствовал боли, не ощущал горя. Он был безжалостен. В этот момент его внутренний мир изменился навсегда. "Я больше не чувствую себя живым. Мои товарищи больше не смотрят на меня так, как раньше. Они боятся меня. И я их боюсь. Потому что они — это тот же механизм, и каждый из нас несёт свою тяжесть."
С каждым выстрелом, с каждым падением врага Глитч становился всё сильнее и всё слабее одновременно. У него не было будущего, не было памяти. Только смерть. И смерть была здесь, рядом, во всем, что происходило. "Когда ты теряешь всё, ты больше не понимаешь, что такое истина. Мечты исчезают, надежды гаснут, и остаётся только одно — смерть."