Синигами, обрученный со смертью
Шрифт:
Но у меня были дела в этом городе, поэтому я не настаивал на беседе с Кхалом наедине. И когда нам показали наши совмещенные комнаты, я дождался, пока Астрид уснет, наказал Лентяю, чтобы тот охранял огонька и проверил все защитные заклинания, которые наложила Астрид перед сном. Затем под мирное посапывание сестры мысленным приказом остановил свое сердце. Всего лишь на пару секунд, но этого было достаточно, чтобы пересечь силовые линии, которые рассчитаны на живых. Этому маленькому приему научила меня мама. Она лично взялась за мое обучение после того, как я вернулся из серых пределов, и пришел в себя как душой, так и телом. И сейчас, в четырнадцатый год моей жизни пришло время отдавать долги той, которой должны все, должен был ей и я.
Остановившись у самой высокой башни какого-то храма в районе Кхаргов, я взглянул на звезды, и с наслаждением вдохнул прохладный воздух этого города, который теперь стал моей территорией. Жители города, да даже правитель империи Харсе не догадывались, кто пришел к ним через портал. И им еще только предстоит узнать, что их жизнь и привычный мир изменится. Да, не сразу, но каждое мое действие, каждая забранная жизнь или спасенная, будет корректировать поток событий, и течение жизни поменяется не только в столице, но и по всей империи Харсе. Так приказала моя покровительница — я должен сам смотреть по сторонам и искать того, кто должен уйти раньше времени, или остаться. Не было задания, не было четкой цели, она лишь приказала изменить целую империю, а как, она не сказала. Лишь намекнула, что я сам пойму, где тот камень, разрушь который и весь дом рухнет, либо изменится и выровняется, став красивее.
— Пора взглянуть на город с высоты птичьего полета. — Выдохнул я, глядя на высокую башню, стена которой выходила на улицу и казалась абсолютно гладкой, без единого уступа.
Но я прекрасно знал, на что способно мое тело, и аккуратно, как профессиональный скалолаз без оборудования и страховок полез вверх, лишь иногда помогая себе кинжалами, всовывая их в трещины, которые встречались и, опираясь на них, взбирался все выше и выше.
Десять минут усилий и я уже на вершине всматриваюсь во тьму, где кого-то насилуют, убивают, едят и благословляют. И я должен привнести в этот ход обыденных для города течения вещей, аномалию. То, что изменит их жизнь, создаст места обрыва и развилок, даст изменение истории и может породить революцию. Либо упрочит власть Светлоликого, и империя Харсе просуществует еще тысячелетия. Я — песчинка, которая должна решить участь миллионов людей. И не понимал, как это совершить, с чего начать действовать и как один человек может изменить целую империю. Покровительница сказала, что сам выберу направление, а задания найдутся, и я даже не всегда пойму, что выполняю задание.
— Уважаемый. — Раздался неожиданно для меня в тишине старческий голос с противоположного края крыши высокой башни. — Вы не могли бы не сидеть на крыше башни дома мертвого бога? Знаете ли, со стороны Синигами это неуважительно вдвойне! Это крайне оскорбительно, не знать, кто заведует миром мёртвых и где его дома расположены в империи Харсе.
Во время того, как старик говорил, я испытал неимоверный страх. Я ни когда не был храбрецом, но и трусом не был. Но сейчас понимал лишь одно — надо бежать, иначе смерть, либо что-то пострашнее. Тот ужас, который источал говорящий я не чувствовал даже от Асины. А она была пожирательница, и чувствовать к ней страх — это было совершенно естественно. Бездна — враг этому мира, а Асина часть бездны. Но то, что находилось сзади меня, было страшнее и несло в себе большую опасность.
Я лишь успел оглянуться посмотреть, кто со мной говорил, срываясь вниз с крыши высокой башни. Не имело значения, кто это был, архимаг, жрец, или демон. Я несколько раз просканировал вторым порядком крышу перед тем, как мгновение назад взглянуть с высоты башни на город.
— Синигами, мы еще встретимся. — Проговорил седовласый старец в сандалиях и черных одеждах, когда я устремился вниз в свободном падении. Мне никогда не забыть его смеющихся глаз и добрую улыбку. А особенно тот страх, который родился в моей душе, хоть я не видел в нем
Мой стремительный полет прервался благодаря кинжалу, который высекая искры, все же зацепился за щель и помог спуститься не разбившись. Только благодаря пятнадцатому уровню я мог исполнять такие чудеса со своим телом, но в этот момент некогда было думать об этом. Я несся, словно обезумев, туда, где в мешке лежал мой колун, на котором были отпечатки рук Хель, и с которым я еще мог поговорить с улыбающимся стариком, но без него — лишь бежать. Колун не был оружием против богов, но в моей голове звенели слова Хель — все зависит не от этого топора, а оттого, чьи руки его держат.
Кхарги, что сопровождали меня в этот раз, не могли угнаться. Скорость, подпитанная ужасом, была запредельной даже для меня. И когда я уже проник в свою комнату и схватил колун, то Кхарги прибыли только через пятнадцать минут. А я все стоял, чего-то ожидая, но Живур не пришел ни поговорить, ни наказать за дерзость. Этот безумец, которого видят люди в разных обличьях и всегда перед смертью, называет себя мертвым богом. И только в древних свитках есть его имя. Живур — смертный, который стал богом, и который сам ушел в мир мертвых, не желая иметь ничего общего с живыми.
Миуюки предупреждала, когда я начну спасать жизни и вмешиваться в течение событий, первым меня навестит местный правитель мира мертвых. И я до сих пор не понимал, почему меня обуял такой страх, что даже сейчас, сидя в тишине и вслушиваясь в посапывание Астрид, я так сильно сжимаю топор. Не могла парочка спасенных жизней так изменить течение событий, что мертвый бог решил навестить меня. Легенды о том, что ни кто не переживал встречу с ним, лишь подпитывали мой страх, и я все сильней сжимал рукоятку колуна, ожидая когда Живур придет и утянет меня в серые пределы.
Моргнув раз, а потом еще раз, когда заалел горизонт, я не заметил, как уснул. Во сне мне снилась академия Данилага, где я в пустынной аудитории сидел и читал свиток про мертвого бога, который был прочитан мною впервые и я осознал, что покровительница решила мне немного помочь. И успокоить мою совесть, и погасить стыд за тот страх, что испытывал.
Ведь, Живур был мистиком, и его второе имя повелитель страха. Но это было до того, как он переступил грань и стал богом, поглотив светлого бога во время войны света и тьмы. Живур был одним из тех, кто был зависим от энергии и шагал по планете, уничтожая светлых. И когда он поглотил бога, убив его в одиночку, то оглянулся и увидел растерзанное тело богини любви и домашнего очага южных морей. Взяв на руки её тело и проронив единственную слезу, он спустился в мир мертвых, пожелав умереть. Но не быть сожранным, как он сожрал силу богини, чтобы не породить чудовище, подобное ему. Его сила мистика не стала меньше и потому, когда он приходит к смертным, они испытывают такой запредельный ужас, как и я. У него, практически, нет жрецов, а его храмы посещают только самые храбрые. И потому моя выходка вызвала на его лице улыбку, так как мертвый бог одинок. Но он, по сути своей, не темный, а светлый, так как спустившись в царство мертвых, он изменил свою суть, разделив жизнь и божественную силу со своей женой, убиенной им же самим богиней любви, которой нет теперь выхода в мир живых. Она правит вместе с ним царством мира, потеснив то чудовище, что управляло царством мертвых до них, пожирая души умерших.
— Аль, вставай! — Через сон донесся до меня голос Астрид, а мои губы обжег горячий и страстный поцелуй.
— Никаких поцелуев! — Заорал я, словно резанный и, открыв глаза, понял, что сижу у себя в комнате возле кровати, обняв колун. На меня, смеясь, смотрела Астрид, а от нас, фыркая и немного смутившись, отходил белоснежный Лентяй.
— И кого же это ты увидел во сне, когда тебя лизнул Лентяй? — Спросила Астрид.
— Никого. — Пробурчал я.
— Ну да, ну да. — Засмеялся огонек. — Наверняка, это была Ингрид?