Сионисты против Сталина
Шрифт:
А в остальном никаких противоречий с работами других историков у Радзинского нет.
Да, много пил Виссарион Джугашвили! И что, это как-то отразилось на привычках, пристрастиях Сталина? Разве Сталин стал пьяницей, как кумиры драматурга — Ельцин и прочие бурбулисы?
Да не это важно! Главное для Радзинского — оставить у читателя впечатление, что отец Сталина был нехороший человек! Выпивал не в меру и как-то уж очень «мрачно», а выпивать надо весело — это вам любой архивариус подтвердит! И был «низколоб» к тому же! В общем, не образец! Далеко не образец!
Для матери Сталина архивник подобрал следующие слова:
«Кэкэ миловидна, со светлой кожей, покрытой веснушками. Она была религиозна, знала грамоту и любила музыку.
Супруги были весьма различны.
Первые годы после замужества Кэкэ исправно
Ничто не ускользнет от пристального взгляда Радзинского. Обычно, описывая женскую красоту, которой наделена любая женщина, художник обращает внимание на глаза, взгляд, улыбку, осанку и другие детали. Все это можно сделать, глядя на фотографии красивой женщины Екатерины Джугашвили.
Но наш знаток женской красоты счел необходимым обратить внимание читателя лишь на «кожу, покрытую веснушками».
И тут же впал в мистику, сообщая о преждевременно умерших братьях Сосо. «Мертвые братья Сосо…» — зловеще шипит Радзинский, ставя многозначительное отточие. Этот историк как будто не знает о страшной детской смертности в царской России, о болезнях, уносивших в мир иной детишек, причем не только из бедных семей.
«Природа будто противилась рождению» Сосо — вот причина смерти первенцев Кэкэ. Очень страшно и таинственно!
На наш взгляд, природа не только не «противилась» рождению маленького Иосифа, она ждала именно его — будущего бескорыстного Вождя народов России. А «противилась» природа рождению как раз нашего архивника Радзинского, которого его мать родила почти в 60-летнем возрасте при 50-летнем отце.
И, видимо, не зря противилась. Поэтому нам и приходится разгребать кучи лжи, наваленные Радзинским.
Вот, например, как наш архивариус представляет читателю героя грузинского эпоса Амирана:
«В Гори около развалин замка лежал странной формы камень — огромный круглый шар. Народная легенда связывала его с гигантом Амираном, который играл этим камнем, как мячом. Амиран — герой кавказского варианта легенды о Прометее. Но он был злым Прометеем, демоном разрушения — и боги приковали его цепью в вершине Кавказа. В Гори был древний обычай: в одну из ночей все кузнецы стучали по наковальням — чтобы не ушел со скалы в мир этот страшный дух разрушения.
Но тщетно стучали кузнецы. 9 (21) декабря 1879 года у Кэкэ родился третий мальчик. Как молила она Бога даровать жизнь младенцу. И свершилось: младенец остался жить».
Читатель, остановись, сними головной убор и помолчи немного.
Только что на твоих глазах исторический архивариус Радзинский нагло надругался над героическим эпосом народов Кавказа!..
Интернет-сайт «Всемирная Грузинская Ассоциация» сообщает:
«Амиран — любимый национальный герой грузинского народа, обрекший себя на страдания ради счастья людей. Эпос об Амиране — классический памятник грузинского фольклора, наглядно показывающий рост национального самосознания народа и его титаническую борьбу против поработителей.
Сказители с большой теплотой и любовью повествуют о приключениях богоборца Амирана».
Да-а, так подло извратить легендарный эпос целого народа не удавалось еще никому!!!
Становится понятно, что не кузнецы стучали в наковальни «в одну из ночей», а грузинские, армянские, азербайджанские купцы, боясь прихода в мир Амирана-Освободителя. Говорят, что особенно усердствовали еврейские купцы.
Радзинский:
«Квартал, где находился домик Бесо, называли „русским“: неподалеку были казармы, где стояли русские солдаты. И Сосо дети часто зовут „русским“ — человеком из русского квартала.
Это останется в его подсознании. Никогда в нем не проснется чувство грузинского национализма. Только первый, полудетский революционный псевдоним будет связан с Грузией. Став профессиональным революционером, он будет жить в подполье только под русскими именами. И о своей родине впоследствии отзовется насмешливо: „Маленькая территория России, именующая себя Грузией“».
Продемонстрировав свою уникальную осведомленность в области «подсознания», Радзинский осуждает Сталина за отсутствие «грузинского
«Темно детство нашего героя», — огорченно пишет Радзинский.
«Мраморный павильон, накрывший домик Бесо, скрывает загадки…».
Странно! Какие могут быть загадки и тайны в детских годах любого человека?
Э, нет! Не все так просто, читатель! И Радзинский выкладывает для обозрения подробные письма-воспоминания с грязной клеветой на родителей Сталина. Делает он это со смаком и нескрываемым удовольствием, тоненько повизгивая от наслаждения. Вот некоторые краткие выдержки из этих «воспоминаний», приведенные в книге Радзинского:
Из беседы с Хачатуровой:
«Сталин называл свою мать не иначе как проституткой».
Из письма Н. Гоглидзе:
«…говорят, открыто называл ее (мать. — Л. Ж.) чуть ли не старой проституткой… Люди говорили: „Сталин не был сыном неграмотного Бесо“. Называли фамилию Пржевальского».
Гоглидзе:
«И когда Сталин вырос — он, как всякий грузин, не мог не презирать падшую женщину (свою мать. — Л. Ж.). Оттого никогда не приглашал мать в Москву, не писал ей».
Из письма И. Нодия:
«Но в Грузии согрешившая замужняя женщина — падшая женщина. Это родило грязные легенды о его (Сталина. — Л. Ж.) матери…».
Много длинных цитат с клеветой на мать Сталина привел Радзинский. Очень много.
Оставив читателя с отвратительным осадком в душе, Радзинский начинает рассказ о своем походе в Кремль для работы в Архиве президента, о своих впечатлениях. И вдруг неожиданно сообщает:
«Да, все оказалось ложью — и о его ненависти к матери, и о „проститутке“. Он любил ее, он писал ей, как и положено сыну. Все годы писал — до самой ее смерти. Пожелтевшие маленькие листочки, исписанные по-грузински крупными буквами (мать так и не выучилась по-русски)…
После революции он поселил ее — бывшую прачку и служанку — в бывшем дворце наместника Кавказа. Но она заняла только крохотную комнатку, похожую на комнатку в их лачужке. В ней сидела вместе с подругами — такими же одинокими старухами в черных одеждах, похожими на ворон.
Он писал ей короткие письма. Как объяснит впоследствии его жена, он ненавидел длинные личные послания.
„16 апреля 1922 г. Мама моя! Здравствуй, будь здорова, не допускай к сердцу печаль. Ведь сказано: „Пока жив — радовать буду свою фиалку, умру — порадуются черви могильные““…
И почти каждое письмо он заканчивает традиционным грузинским пожеланием: „Живи десять тысяч лет, дорогая мама“.
Обычные письма любящего сына: он шлет ей фотографии жены, детей, шлет деньги, лекарства, просит не унывать в ее болезнях. И заботится, чтобы вместе с его краткими письмами жена писала ей длинные письма.
Отрывок из письма жены к его матери: „У нас все благополучно. Мы ждали Вас к себе, но, оказалось, Вы не смогли“…
Да, все наоборот: мать зовут, приглашают приехать, но она не приезжает. И при этом мать не прощает своему по горло занятому сыну малейшего невнимания. И ему приходится оправдываться:
„Здравствуй, дорогая мама моя… Давно от тебя нет писем — видно, обижена на меня, но что делать, ей-богу занят“.
„Здравствуй, мама моя. Я, конечно, виноват перед тобой, что последнее время не писал тебе. Но что поделаешь — много работы свалилось на голову и не сумел выкроить время для письма“.
По-прежнему он продолжает звать мать в Москву. И по-прежнему она не приезжает. В одном из последних своих писем его жена пишет безнадежно: „Но лето не за горами, может быть, увидимся. А то приезжайте Вы к нам как-нибудь?.. Да, очень неловко, что Вы всегда нас балуете посылками“…
Итак: баловала посылками, но не приезжала. Впрочем, и он к ней не приезжал. Отдыхает совсем рядом на Кавказе, но не едет… Или боится ехать? Во всяком случае, только в 1935 году, зная, что она сильно болеет и, видно, ему более ее не увидеть, он к ней приезжает».