Скала альбатросов
Шрифт:
— И правильно сделаешь. Хочу предупредить: Граффенберг вернулась в Неаполь.
— Боже милостивый! Но откуда вам удается все так быстро узнать, даже теперь, когда вы больны?
— Вернулась Граффенберг, — настойчиво повторила мать.
— Ну так что? Она вам больше не нравится? А когда-то души в ней не чаяли.
— Твоя ирония неуместна. Побереги свою жену и сына. Я хочу, чтобы они переехали сюда, в мой дом. Тут надежное место.
— Но почему вас беспокоит Граффенберг? — поинтересовался Марио.
Он тоже вдруг встревожился, понял, как легкомысленно
— Потому что она ранена, — ответила мать. — Есть такой тип женщин: если их ранить, они превращаются в волчиц. И Граффенберг сейчас — волчица; Она не успокоится, пока не вонзит клыки в подходящую жертву.
— Прибыл монсиньор Дзола, — доложил вошедший слуга. Марио подумал, что Джузеппе постарел, но по-прежнему остается верным маркизе.
— Ну что, ты закончила прическу? — обратилась маркиза к Миранде. Та кивнула. — Тогда, Джузеппе, пригласи монсиньора в гостиную, а ты, Марио, проводи меня.
Падре Арнальдо поцеловал маркизе руку.
— Вот уж подарок, какого я никак не ожидала от вас, монсиньор Дзола, — сказала маркиза, улыбаясь.
— Значит, вы плохо знаете меня, дорогая маркиза. Мне удалось удивить вас, и я очень рад этому.
— Подарок, в сущности, вы сделали и себе, если не ошибаюсь?
— Вот теперь узнаю вас. Это верно, подарок я сделал и себе. Рад случаю снова приехать сюда, обнять малыша и наших детей. Как поживаешь, Марио? Как Арианна и малыш? Они здесь? Могу порадоваться им?
— Чуть позже, падре. Арианна с сыном осталась на Тремити. Мы отправимся туда после обеда. Поедете со мной?
— Конечно, поеду. Жду не дождусь возможности повидать ее.
— Ладно, Марио, довольно об этом. Оставь меня с монсиньором Дзолой. Нам надо поговорить.
— Так как же вы себя чувствуете, маркиза? — спросил падре Арнальдо, усаживаясь напротив нее. — Как ваше здоровье? Я очень встревожился.
— Я вовсе не намерена умирать, сейчас во всяком случае. Хочу еще немного порадоваться своему внуку. Дети — подходящая компания в столь преклонном возрасте.
— Вам хочется пожаловаться, маркиза. Это не в вашем характере.
— Нет, монсиньор, я никогда не жалуюсь. Но когда заболеваешь, люди начинают обращаться с тобой как с ребенком, говорят неправду, улыбаются, во всем соглашаются, лучше тебя знают, что тебе на пользу, а что нет. Пользуются твоей слабостью, становятся тиранами, и ты вынужден подчиниться, ты зависишь от их тирании.
— Не могу поверить, маркиза. Не думаю, что может найтись человек, способный повелевать вами.
— Ну есть ведь разные способы заставить повиноваться. А что делают мои слуги» например? Я кричу больше чем когда-либо, а они? Они говорят «да», улыбаются, «конечно, маркиза», «как прикажете, маркиза», а потом поступают, как хотят. Вот вам и тирания. Сказали бы «нет», «не согласны», я могла бы, по крайней мере, метать громы и молнии. Эх, дорогой монсиньор, старость похожа на город без крепостных стен.
— Что ж, приходится смириться.
— Ладно, поговорим о другом. Отпустите мне грехи, монсиньор. Мне не в чем исповедоваться перед вами, вы все знаете обо мне. Надеюсь, хоть за что-то вы простили меня, хотя бы за какую-то малость.
— Не по-христиански, маркиза, прощать малыми дозами. Прощение нужно даровать единожды и во всех грехах. Или в нем отказывают, или даруют сполна.
— Вы не ответили мне.
— Маркиза, я священник. Как я могу отказать вам в прощении?
— Но меня интересует именно ваше, человеческое прощение. Я получила его? Могу я спокойно умереть?
— Да как же иначе? Я не мог не простить вас и должен был отпустить грехи и себе, потому что был виноват в равной степени с вами. Вы приняли Арианну в сердце свое, и я просил прощения у Господа за нас обоих.
Ох и трудный человек этот падре Арнальдо, подумалось маркизе. Он никогда не отвечал на ее вопросы прямо, ни на пядь не впускал ее к себе в душу. Выходит, не допусти она Арианну в свое сердце, он и на могилу к ней явился бы с назиданием. Но придется признать: он прав.
— Теперь, когда наши дети счастливы, живут вместе, — продолжила маркиза, — я чувствую себя в мире со всеми. К тому же Арианна и мой сын подарили мне прекрасного внука.
— И в конце концов доказали, что правы были они. Они следовали зову сердца, а мы — холодному расчету.
— Но у нас есть оправдание, — сказала маркиза, поднимаясь. — Мы действовали в духе своего времени, мы совершали добрые дела, но также строили гильотины, были такими же слепыми сеятелями смерти, как наши отцы, хоть и гордились светом разума. А теперь, как видно, все изменилось. Дайте мне вашу руку, монсиньор. Все изменилось, говорю я, теперь в моде чувства, люди охотнее прислушиваются к голосу сердца, как справедливо говорите вы. Словом, надеюсь, мы чему-то научились на наших ошибках.
Они подошли к окну, выходившему на море. Маркиза устремила взгляд в его безбрежную даль и, помолчав немного, произнесла:
— Надо бы устроить праздник на море. Сегодня такой чудный день! Я люблю жизнь, так люблю, что хотела бы жить вечно.
В спальню к Арианне Марта вошла около двух часов дня.
— Просыпайся, соня! — раздвинув шторы. Марта подошла к постели и откинула одеяло. — Ну-ну, открывай глаза. Сегодня чудесный день!
Арианна приподнялась на локте.
— Который час? — спросила она сонным голосом.
— Почти два часа.
— Да что ты!.. Надо привести себя в порядок. Марио может вернуться с минуты на минуту. Почему не разбудила меня раньше?
— Не волнуйся, времени хватит. Раньше вечера он не вернется.
Фаустина принесла на подносе завтрак.
— Добрый день, синьора. Хорошо спали?
— Хорошо, Фаустина, спасибо. Где мой сын?
— Он с моим мужем. Видели бы, как Дарио его забавляет.
— Приведи его сюда, пожалуйста. Хочу приласкать немного мое сокровище. Мне приснился сон, — поделилась она с Мартой, присевшей на край кровати.