Скандальные наслаждения
Шрифт:
– Моя мать обожает свадьбы. Если бы вы видели, как она хлопотала, когда замуж выходила Кэролайн. Полагаю, что сейчас ее единственное разочарование заключается в том, что сыну не нужно готовить приданое.
Геро опустила глаза на сложенные на коленях руки и спрятала улыбку, представив, как Мэндевиллу покупают новые чулки и сорочки.
– Мне очень нравится ваша матушка, и она очень мне помогла в свадебных хлопотах.
– Я рад это слышать. – Томас взялся за вожжи.
Геро подняла лицо. День выдался солнечный, один из последних теплых дней перед наступлением осени.
– Вы ей нравитесь, – сказал Мэндевилл.
– Вашей матери?
– Да. – Их карете удалось обогнать повозку с мукой, и лошади перешли на рысь. – Она живет в собственном доме, разумеется, но я буду рад, если вы поладите.
– Конечно, – пробормотала Геро и решилась спросить:
– Ей нравилась ваша первая жена?
Мэндевилл бросил на Геро настороженный взгляд.
– Вы говорите об Энн?
Странный вопрос.
– Да, – сказала Геро.
Мэндевилл пожал плечами, снова переведя взгляд лошадей.
– Моя мать умеет ладить почти со всеми. Она никогда внешне не показывала своей нелюбви или неодобрения.
– А свое одобрение?
– Нет.
Геро замолчала, глядя, как умело и легко Томас управляется с лошадьми. Он – скрытный человек, она это знала, но через несколько недель они станут мужем и женой.
– Вы ее любили?
Он поморщился, словно Геро сказала что-то непристойное.
– Моя дорогая…
– Я знаю, что это не мое дело, – мягко заметила она, – но вы никогда не говорили со мной о ней. Мне просто хотелось бы знать.
– Понимаю. – Он помолчал с минуту, между бровей у него залегла складка. – Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Я… любил Энн и очень горевал, когда она умерла, но у меня не осталось к ней той любви, которая могла бы вас огорчить. Вам нет нужды переживать.
Она кивнула:
– А Рединг?
– Что Рединг?
– Я слышала разговоры, – осторожно подбирая слова, произнесла Геро. Она помнила ответ Рединга, когда она спросила его, соблазнил ли он жену брата: «Видит бог, нет». – Вы на самом деле верите в то, что брат мог вас предать?
– Мне не нужно верить в это, – сухо ответил Мэндевилл. – Энн сама сказала мне.
Томас увидел, как тонкие брови невесты удивленно изогнулись. Он ощутил прилив раздражения. О чем она подумала? О том, что он затаил в душе подозрения, не имея никаких доказательств? И почему, черт возьми, она вообще его об этом спросила?
Томас снова устремил взгляд вперед, объезжая пастуха со стадом овец посередине дороги. Они почти доехали до Гайд-парка, и ему не терпелось вдохнуть свежего воздуха. Может, дать гнедым волю, чтобы они понеслись? Но это едва ли подходящее поведение для маркиза.
– Прошу меня простить, –
Да, даже самые идеальные из женщин порой подвержены настроениям, такими уж их создал бог. Энн была нервной, непредсказуемой особой. Лавиния обладала страстной натурой, но более сдержанной, чем Энн. По сравнению с ними Геро образец самообладания.
Томас вздохнул:
– В любом случае с тех пор прошел не один год. Я никогда не смогу простить Гриффина, но я, разумеется, могу постараться не думать об этом и жить дальше. Как я уже сказал, вам не следует беспокоиться о том, что произошло в моем браке с Энн. Все в прошлом.
На какое-то мгновение он попытался воскресить в памяти, как выглядела Энн в ту страшную ночь. Она истошно кричала, изо всех сил стараясь исторгнуть из себя мертвого ребенка. Тогда он думал, что видения и крики той ночи будут преследовать его в ночных кошмарах всю жизнь. Но сейчас все, что он помнил, это неподвижное, землистое тельце младенца со странно сплющенным лицом. А также мысль о том, что вся эта кровь и крики уже не имеют никакого значения. Ребенок был девочкой.
Крошечной мертвой девочкой.
– Понимаю, – сказала Геро.
Слава богу, впереди уже показались ворота парка. Томас ненавидел подобные мысли, бесполезные и гнетущие, несовместимые с его авторитетом и его местом в этом мире. Маркизу не пристало слушать признания в неверности от умирающей жены. Маркиз не должен видеть мертвое тело своей дочери.
– Вы получили ответы на свои вопросы, и давайте больше не будем говорить об этом, – предложил он.
Геро ничего не сказала, да и зачем ей что-либо говорить? Она уступит его желанию. Ему пришло в голову, что Лавиния продолжала бы с ним спорить. Лучше об этом не думать. Он должен постараться все забыть.
Сегодня парк был переполнен – этому способствовала погода. Томас направил гнедых к цепочке экипажей и всадников, которые двигались по кругу.
– Я видел вчера Уэйкфилда, – сказал он.
– Да? – Голос Геро прозвучал немного холодно, но, возможно, ее отвлекла гуляющая публика.
– Да. Он сообщил мне, что есть вероятность того, что вскоре он поймает титулованного перегонщика джина.
Геро застыла. Многие женщины находят политические разговоры скучными, но Мэндевиллу казалось, что Геро более терпима к таким разговорам. В конце концов, она – сестра одного из самых влиятельных членов парламента. И конечно, ей известно о его политических амбициях.
– Вам известно, кто это? – спросила она.
– Он не сказал. Скорее всего не хочет говорить заранее, пока не будет уверен. Ваш брат – непростой человек. Кстати, вон там я вижу Фергуса. – Томас кивнул лорду Фергусу, который ехал в коляске со своей некрасивой женой и двумя такими же некрасивыми дочками, и вполголоса произнес: – Он из морского министерства. – И натянул поводья, чтобы поравняться с семейством лорда.
А затем для него настал приятный момент, потому что леди Геро грациозно кивнула, здороваясь с леди Фергус и ее дочерьми, восхитилась шляпой леди Фергус, отчего желтоватое лицо дамы порозовело. И вскоре все четыре леди уже оживленно болтали.