Скандальные наслаждения

Хойт Элизабет

– Вам не все равно, если моя жизнь в опасности? Кто я вам – друг, с которым вы делите постель? Деверь, которого вы пригласите на свою свадьбу? Кто я, Геро? Кто я вам?

Геро не мигая смотрела на него, ища слова. Он ей нужен, но что еще? Она не могла ему сказать, у нее не было слов, чтобы описать свои чувства.

Гриффин, кажется, все понял. Раздражение боролось в нем с отчаянием.

– Черт вас подери, – процедил он сквозь зубы и поцеловал ее.

Ее губы были мягкие и податливые, но это не утолило его гнев. Гриффин

хотел оставить в ней, на ней, свой след. Заставить ее произнести, что он не просто друг или будущий деверь. Он хотел быть уверенным, что она никогда его не забудет.

Хотел, чтобы его образ отпечатался на каждой клеточке ее тела.

Горе и злость, охватившее его после смерти Ника, слились, перемешались и превратились в животное желание овладеть Геро. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Он с такой силой впился ей в губы, что она едва не упала и вцепилась пальцами ему в спину. Но она не сопротивлялась, не сделала ни малейшего движения убежать от него или отстраниться от жестких губ, терзающих ей рот.

Это немного успокоило дикое животное, рвавшееся из него наружу. Он чуть отодвинулся и посмотрел в ее огромные глаза, затуманенные от прилива чувственности. Тогда он подхватил ее и, не обращая внимания на слабый протест, вынес из библиотеки подобно жестокому мародеру-викингу.

В эту минуту в коридоре появился Дидл. Камердинер разинул рот. Гриффин бросил на него грозный взгляд, предостерегая от лишних вопросов, и с Геро на руках взбежал по лестнице.

Она уткнулась лицом ему в грудь.

– О боже! Он нас увидел.

– Он не скажет ни слова, если хочет задержаться в этом доме, – прохрипел Гриффин.

Он внес ее в спальню, захлопнув за собой дверь ногой, и с размаху опустил на кровать.

Геро посмотрела на него и прошептала:

– Но он поймет, чем мы тут занимаемся.

– Вот и хорошо. – Он прижал ее своим телом. – Будь моя воля, весь Лондон узнал бы, чем мы тут занимаемся.

Он ожидал возражений, однако вместо этого Геро подняла руки и погладила его по голове.

– Гриффин, – тихо и печально произнесла она. – Ох, Гриффин.

Эта печаль проникла ему в душу, но не отвлекла от задуманного. Не сейчас. Внутри у него разрасталась неуправляемая жажда сделать то, что он намеревался, пока еще не поздно. Он рванул тесьму на лифе ее платья.

Геро и не пыталась остановить его, а просто неподвижно лежала и водила руками по его коротким волосам, словно успокаивая. Корсет плохо поддавался его натиску. Что с ним? Уж он-то никогда не испытывал трудностей, чтобы раздеть женщину.

– Позвольте мне. – Она отвела в сторону его трясущиеся руки, развязала шнурки, и Гриффин припал ладонями к ее теплой коже и… успокоился.

– Все снимите, – потребовал он. – Все.

Геро удивилась, но не стала возражать, а медленно освободилась от многочисленных слоев тончайшей материи, а он при этом сходил с ума. Когда же она наконец скинула туфли и потянулась к лентам подвязок, он не выдержал и рявкнул:

– Не надо.

Гриффин смотрел на нее так, как знаток осматривает прекрасное произведение искусства. Ее

тело было хрупким, грудь высокой и нежной, бедра стройными, а белая кожа, казалось, отливала лунным светом в сумрачной спальне. Рыжий хохолок волос между бедер выделялся ярким пятном.

Гриффин чувствовал, как сильно напрягся его член, но не похоть владела им, когда он смотрел на нее, обнаженную и беззащитную. Его охватило странное чувство, чувство собственника, а также желание не отпускать ее от себя, оберегать и… почитать. Эту гордую женщину можно обидеть самыми различными способами. Мысль была подобна удару ножа, от которого душа кровоточит.

Неужели она не видит его страданий? Могла бы она тоже защитить его от обид?

Он смотрел на нее, обуреваемый желанием, страстью и ненавистью. У нее на левом плече три крошечные веснушки, и он, нагнувшись, облизал их.

Ее руки вцепились ему в волосы.

– Гриффин…

– Геро, – прошептал он, уткнувшись носом в ложбинку у шеи и с нежностью покусывая тонкую кожу. – Вам это нравится?

– Да…

– Что еще вам нравится?

– Я хочу коснуться вас.

Гриффин поднял голову. Она тихо лежала под ним и смотрела на него серьезными, блестящими как бриллианты глазами. Он привык к тому, что главная роль в обольщении принадлежит ему, а его любовницы редко бывали столь же энергичны. Он привык всегда всем управлять или просто от природного мужского инстинкта господствовать над всем. В любом случае он не был расположен уступить даме пальму первенства в любовных утехах.

– Пожалуйста, – попросила она.

Гриффин неохотно отодвинулся, готовый схватить ее, если она вскочит и попытается убежать. А она приподнялась на кровати и встала на колени, с любопытством глядя на него. Он все еще был в штанах и рубашке.

Геро коснулась пальцем его горла и провела вниз, туда, где на груди была распахнута рубашка.

– Пожалуйста, снимите это.

Гриффин стянул через голову рубашку.

– А теперь это. – И указала на штаны.

Он скинул их, и верхние, и нижние.

Геро продолжала стоять на коленях и, склонив голову, просто смотреть на его тело. Ему хотелось передвинуться. Хотелось схватить ее и подмять под себя. Но он вздохнул и позволил ей молча смотреть на то, что она хотела увидеть.

Она положила обе руки ему на грудь, нажимая пальцами на кожу вокруг сосков. Глаза у нее были полузакрыты.

– Я не знала, что у мужчин столько волос на теле, – тихо произнесла она. – На скульптурах этого нет… только такие аккуратные завитки в паху. Но у вас их больше.

Ее руки гладили ему грудь, пальцы путались в пружинистых волосках. Гриффин беспокойно задвигал ногами. Он никогда особенно не задумывался о своем теле за исключением того, когда оно служило для удовлетворения его насущных жизненных – а также любовных – потребностей.

– Вам это неприятно? – спросил он.

– Нет, – подумав, ответила Геро. – Это просто… мне незнакомо.

Теперь ее пальцы переместились ему на живот, и она водила кончиками вокруг пупка.

– От волос бывает щекотно?