Скандальные желания
Шрифт:
– Да, – кивнула Сайленс. – Предки моего отца – все коренные лондонцы, а вот родня матери – из Дорсета. Они до сих пор там живут, только я редко их вижу.
– Я знаю, что у тебя есть сестра и брат.
– На самом деле две сестры и три брата, – с улыбкой поправила его Сайленс. – И я из них самая младшая. Самая старшая сестра, Верити, после смерти мамы вырастила меня и Темперанс, а когда умер отец, его дело унаследовал Конкорд. У них обоих есть семьи. Моего среднего брата зовут Аса, но я мало что о нем знаю. Он у нас, как говорится, «паршивая овца». Темперанс раньше управляла нашим сиротским приютом, а потом вышла замуж за лорда Кира. Ну, а Уинтера ты видел сам. Кстати, он мне ближе всех по возрасту.
Сайленс
Ей пришло в голову, что, хоть она и не обладала такими несметными богатствами, как Мик, у нее было нечто гораздо более ценное – большая дружная и приличная семья. Хотя стоит признать, что в своем мире воров и попрошаек он добился очень многого. Подняться из самых низов и стать королем ночного Сент-Джайлза мог только исключительно умный и хитрый человек.
– У тебя было счастливое детство. – Мик произнес фразу утвердительно, но по его тону Сайленс чувствовала, что он не вполне понимал, как детство может быть счастливым. Боже правый, что же пришлось вытерпеть маленькому мальчику Мику О’Коннору?
– Да, – просто ответила она. – Отец воспитывал нас в строгости, но он любил всех детей и сделал все возможное, чтобы мы получили хорошее образование. Наша семья была небогата, но в еде и одежде мы никогда не нуждались.
– Значит, твой отец умел зарабатывать деньги, – кивнув, произнес Мик.
– Ты расскажешь о своей семье? – нерешительно спросила Сайленс. – Чем занималась твоя мама, когда переехала в Лондон?
– Я слышал, что до моего рождения она работала пряхой.
– А потом?
Мик устремил на нее холодный, лишенный каких бы то ни было эмоций взгляд и спокойно произнес:
– А потом она встретила монстра.
Сайленс накрыла головку Мэри Дарлинг рукой, словно пытаясь защитить ее от страшных слов Мика. Что же это был за человек, если даже самый безжалостный пират на Темзе называл его чудовищем?
Красивое лицо Мика исказилось ужасной гримасой боли и ужаса.
– Этот монстр будто заколдовал мать. Он умел красиво говорить и знал, как прятать свое злобное нутро. Он, как жирный паук, все плел вокруг нее паутину лжи, и вскоре она уже не могла из нее выбраться. Она полностью подчинилась ему и в конце стала смотреть на мир его черными глазами и вести себя так, будто всегда слышала в голове его голос. У этого чудовища была винокурня, и мама помогала ему гнать джин. Когда денег становилось мало, он заставлял ее идти на улицу и продавать себя мужчинам, а утром забирал все до последнего медяка. Иногда монстр гнал ее туда просто из прихоти, чтобы показать, кто главный в доме, и мама всегда подчинялась ему, настолько крепко он держал ее за горло. Это было словно наваждение.
– А твой отец? – храбро спросила Сайленс. – Ты знаешь его?
Но Мик не ответил ей. Он просто смотрел на нее красивыми темными глазами и молчал.
Мик увидел, как лицо Сайленс побелело. Наверное, история матери-шлюхи и картины страшной нищеты вызвали у нее отвращение? Или, может быть, ей стало немного жаль его? Но разве такое может быть – ведь она считает его дьяволом в человеческом облике?
Сайленс стояла перед ним, держа на руках спящего ребенка. На ней была только старая ночная сорочка длиной до середины икр и такая же потрепанная шаль. Босые ступни на толстом ковре казались особенно маленькими и изящными, и если присмотреться, то сквозь материю можно было разглядеть туманные очертания ее бедер. На мгновение ему показалось, что он увидел темный треугольник внизу живота, но скорей всего это были фантазии его воспаленной похоти. Мик просто смотрел на нее и уже чувствовал сильное возбуждение. Ему даже пришлось надеть рубашку навыпуск, чтобы хоть как-то скрыть
И чем дольше Сайленс находилась в его спальне, тем тяжелее ему было бороться с мужским желанием. Неужели она не понимает, что с ним творится? Чем это может обернуться для нее? Сайленс прекрасно знала, что такие слова, как честь или жалость, для него ничего не значат, но продолжала соблазнять его полупрозрачной рубашкой и босыми ногами.
Но это была не вся правда. Мик посмотрел на черную кудрявую головку девочки, спавшей в ее руках. Он вспомнил, что Сайленс осталась с ним только из-за этой крошки. Любовь к ребенку сделала ее такой уязвимой, и Мик почувствовал, как в нем все сильнее разгорается желание защитить эту женщину и материнскую любовь в ее сердце, которая – он точно знал это – была дороже всего золота его парадных покоев. И сильнее похоти.
– Я… я не знала, что у тебя было такое ужасное детство, – запинаясь, сказала Сайленс.
Мик тряхнул головой, с трудом вспоминая, о чем они разговаривали.
– Да ладно, для ребенка из Сент-Джайлза это обычная история.
– Но так не должно быть. Твоей матери следовало защищать тебя.
Мик искоса глянул на нее и чуть не застонал. Сайленс соблазнительно покусывала нижнюю губу, лицо было растерянным.
– Такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Дети рождаются в грехе и учатся обслуживать себя сами, как только начинают ходить. Почему моему детству следовало быть другим?
– Потому что мы не животные, – просто ответила Сайленс. – Ты заслуживал большего.
Мик хрипло рассмеялся, нещадно давя боль в сердце, которую вызвали слова Сайленс.
– Может, в твоем мире все иначе, – сказал он. – Но в моем все люди думают лишь о том, как бы выжить. – Ему вдруг ужасно надоел весь этот разговор. – Моя мама была не хуже и не лучше любой другой, и глупо говорить, что я заслуживал чего-то большего.
– Нет! – воскликнула Сайленс. Мик вдруг почувствовал, как ее ладонь легла ему на плечо. Он удивленно заглянул ей в глаза. Те полыхали огнем уверенности, в глубине вспыхивали коричневые и зеленые искры. – Ты можешь считать меня дурочкой, ведь мои комнаты не ломятся от золота, я не меняю любовников, не рискую жизнью, грабя корабли на Темзе, и законы морали для меня не пустой звук. Но я знаю точно: у каждого ребенка должна быть любящая мать. Такая, которая готова горы свернуть, лишь бы защитить его и спасти от любых бед.
От страстной речи лицо Сайленс раскраснелось. Мик слушал ее, смотрел на розовые полуоткрытые губы и сиявшие глаза и чувствовал, что падает в темную бездну. Он с трудом дышал, в голове не было ни одной мысли. А когда она сказала, что мать должна защищать своего ребенка, ему показалось, будто его ударили в грудь.
Картины детства одна за другой вставали перед ним: холодные ночи на улице, голод и страх, удары кожаным ремнем по спине. И последняя, самая ужасная сцена, о которой Мик так сильно хотел забыть навсегда.
– Может, мать и правда не особо любила меня, – наконец прошептал он.
В огромных глазах Сайленс вдруг заблестели слезы:
– Может быть. Но это не значит, что ты вообще не заслуживаешь любви.
Мик больше не мог сдерживаться. Сайленс плакала – из-за него. Он нагнулся и коснулся губами ее рта почти целомудренным поцелуем. Между ними спал ребенок, потому Мик не мог обнять Сайленс. Но он все равно чувствовал тепло и женственную мягкость, волнами исходившую от нее. Его губы танцевали на губах Сайленс, подобно бабочке на лепестке цветка. И, когда она едва слышно застонала, Мик нагнул голову еще ниже, ни на секунду не прерывая нежных ласк. Внизу живота у него творилось нечто невообразимое, но он не наступал дальше, как делал это с другими женщинами. Ему было достаточно наслаждаться ее губами. Наслаждаться самой Сайленс, а не ее телом.