Скандальные желания
Шрифт:
Сайленс проснулась оттого, что ей снился поющий ангел. Это было существо из иного мира, могущественное и строгое. Такое прекрасное, но холодное лицо, как у него, Сайленс встречала в резьбе готических храмов. И хотя сам ангел скорее вызывал страх, чем любовь, голос у него был необыкновенный – низкий, волнующий и теплый, словно глоток чая с медом в дождливый день. Сайленс знала, что этот ангел мог наказать ее, но она все равно покорялась его пению, чувствуя, как расслабляется тело.
Какое-то время Сайленс неподвижно лежала в огромной постели, сонно зевала… И вдруг поняла, что хоть и проснулась, но пение все звучит.
Сайленс
И от увиденного у нее перехватило дыхание.
Мик О’Коннор стоял возле камина, спиной к ней. Рубашку он снял и остался лишь в облегающих черных бриджах и охотничьих сапогах. Гладкая кожа на его широкой спине была загорелой, на плечах и руках играли рельефные узлы мускулов. И пират действительно пел – прекрасным, чуть хрипловатым тенором. Сайленс никогда в жизни не слышала ничего красивее. Как же получилось, что у человека с черной, как смола, душой такой прекрасный голос, которому позавидовали бы сами ангелы?
Мик чуть повернулся в ее сторону, и Сайленс увидела в его сильных руках Мэри Дарлинг. Девочка доверчиво прижималась розовой щечкой к груди пирата, ее глаза были закрыты. Она спала, а Мик осторожно гладил дочку по черной головке.
Наверное, Сайленс не выдержала и изумленно охнула, потому что Мик поднял голову и глянул прямо на нее. Но петь он не перестал:
Мои родители давно Лежат в одном гробу, Держа друг друга за руки. С тобой я так хочу. Так обними меня скорей И задуй свечу…И хотя это были лишь слова из песни, Сайленс почувствовала, что краснеет. Конечно, Мик не имел в виду ее. Это была лишь старинная баллада о любви.
И все-таки Сайленс не могла оторвать от него взгляд. Темные красивые глаза пирата, казалось, хотели сказать ей что-то важное – то, чего не было в песне. Сайленс не выдержала и скрестила руки на груди, чтобы унять дрожь.
Баллада закончилась. Прозвучала последняя бархатная нота, но Мик продолжал пристально глядеть ей прямо в глаза.
Сайленс прокашлялась, глотая комок в горле.
– Что с Мэри? – спросила она хриплым голосом.
Мик тряхнул головой, словно тоже пробуждаясь ото сна, и посмотрел на девочку.
– Мне кажется, она заснула. Во всяком случае больше меня не изводит.
Сайленс широко улыбнулась и чуть не запрыгала на месте от радости:
– Она тебя изводила? Да это просто чудесно!
Мик хмуро глянул на нее:
– Значит, вот чему ты учишь ребенка? Ненавидеть отца?
– О нет, – торопливо произнесла Сайленс. Неужели он решил, что Мэри Дарлинг капризничала специально, чтобы позлить его? Какая глупость! – Просто все это время она была такой вялой и неподвижной. Раз у нее появились силы изводить взрослых, значит, наша малышка поправляется.
– Ага. – Мик глянул вниз на малышку. Его взгляд можно было назвать почти нежным. – Ну, пусть тогда
– И я тоже.
Сайленс подошла к нему и осторожно взяла спящую девочку. Мэри Дарлинг что-то пробормотала, а потом прижалась к ее теплой груди. Да, щечки у нее были розовые, но не ярко-малиновые, и маленькое тельце не пылало жаром. Сайленс чуть не заплакала от счастья, шепча благодарные молитвы Богу.
– Лучше уж пусть ребенок шумит, чем лежит без движения, – сказала она, поднимая взгляд и улыбаясь Мику.
– Да, – согласился пират, – теперь я тебя понимаю.
Он взял с кровати рубашку и надел ее, но заправлять не стал. В его глазах появилось какое-то новое выражение, и Сайленс смущенно опустила голову. Больше ее ничто не держало в комнате Мика, но почему-то она не хотела уходить.
– У тебя красивый голос, – наконец произнесла Сайленс.
– Правда? – недоверчиво фыркнул пират.
Сайленс глянула на Мика, удивляясь его пренебрежительному тону.
– Конечно! – воскликнула она. – Странно, что ты этого не знаешь.
– Ну да. – Мик поморщился. – В детстве я много пел на улице, чтобы заработать на хлеб. – Поймав ее вопросительный взгляд, он продолжил: – Когда у нас становилось совсем пусто в доме, мама брала меня с собой и шла на улицу. Там она клала перед нами платок на мостовую, и мы вместе пели, а люди кидали нам медяки. А петь приходилось очень долго – порой целый день. Зато было что поесть на ужин.
У Сайленс сжалось сердце. Мик говорил об этом легко, даже с бравадой. Однако она теперь знала его гордый характер и представляла, как ему было больно и унизительно просить деньги на улице.
– Сколько тебе было лет?
– Точно не помню, – задумчиво ответил он. – Но это одно из моих первых воспоминаний детства – как я сидел на том углу, а была зима и дул ледяной ветер.
– О боже, это ужасно, – сочувственно проговорила Сайленс.
Мик глянул на нее со злобной иронией и произнес:
– Ну что ты, у меня бывали дни и похуже.
Она закусила губу. Действительно, в Сент-Джайлзе деньги никому просто так не давались. Бедняки приезжали в Лондон отовсюду: из далеких и близких деревень, из Шотландии, Ирландии и даже из далеких европейских стран. Рабочих рук было слишком много, а мест, где платили деньги, – мало. Так что все вертелись, как могли. Сайленс видела толпы женщин, которые возвращались после позорной ночной работы. И таким способом кормились не только женщины, но и дети, причем среди них попадались и мальчики.
Сайленс глянула на Мика из-под опущенных ресниц. Его не зря называли Красавчиком: у него были темные большие глаза, чувственный рот, густые волосы цвета воронова крыла. Несомненно, в детстве он был очень милым мальчиком.
Слишком милым для такого места, как Сент-Джайлз.
– Ты ведь ирландец, да? – спросила Сайленс, но тут же пожалела об этом. Ирландцев в Лондоне было огромное количество, и местные их презирали.
Мик улыбнулся, и на щеках у него появились ямочки.
– Да, моя мама приплыла сюда из Ирландии, чтобы найти работу. На родине было совсем плохо. Ее мать овдовела и осталась одна с десятью детьми на руках. Во всяком случае так она мне рассказывала, потому что я с ирландской родней никогда не встречался. – Мик наклонился и взял со спинки стула рубашку. – Готов поспорить, твоя семья совсем другая.