Скандинавский король

Халле Карина

Вот черт. Я одариваю её робкой улыбкой. — Простите. Я пыталась помочь. Я обязательно объясню ему.

Майя бросает на меня тяжёлый взгляд, который говорит, что я могу объяснять сколько угодно, но это мне не поможет.

Я также надеюсь, что Клара забудет мои слова, но в тот момент, когда появляется основное блюдо — что-то вроде запеканки из баранины — Клара наотрез отказывается. Карле приходится вернуться на кухню и приготовить вместо неё макароны с сыром. К счастью, Карла, кажется, не так сильно возражает, как Майя.

Я как раз помогаю Карле убирать

со стола — к протесту Майи — и гоняю пустые тарелки между кухней и столовой, когда слышу глубокий, низкий голос Акселя, говорящего по-датски. — Godaften (пер. дат. — Добрый вечер).

Я просовываю голову в столовую и вижу, как он входит из прихожей. Девочки тут же с визгом: — Папа! — срываются со стульев и бегут к нему.

Он улыбается — впервые за всё время, когда я вижу его улыбку, — и подхватывает их обеих на руки. — Hvordan har mine sma engle det? (пер. дат. — Как поживают мои маленькие ангелочки?)

Девочки начинают возбуждённо говорить всё сразу, и пока они приковывают его внимание, я задерживаюсь в дверном проёме на кухню, наблюдая за ним.

Несмотря на то, что он по-прежнему остаётся внушительной фигурой, одетый в строгий серый костюм с белой рубашкой под ним (без галстука), и его волосы идеально уложены, есть в нем что-то, что кажется более реальным. Его черты лица кажутся менее резкими, а когда его взгляд направлен на дочерей, весь лёд и холод словно исчезают из них, превращаясь в нечто тёплое и светлое. Я не думала, что он может стать ещё красивее, но вот, пожалуйста.

А то, что он так заботится о своих девочках, может поджечь мои яичники.

Затем Клара произносит моё имя, и его взгляд через стол переходит на меня, стоящую в дверном проёме, и огонь быстро гаснет. Его глаза застывают в полном неодобрении. Возможно, на мгновение он забыл о моём существовании, и теперь я просто суровая реальность.

— Добрый вечер, сэр, — говорю я ему, делая быстрый реверанс, который, как я знаю, совершенно не нужен в данный момент. — Как прошёл ваш день?

Он хмурится, как будто я вообще не должна говорить. Может, и не стоит. Слишком поздно.

— Просто отлично, — говорит он, прочищая горло, а затем его взгляд опускается с моего лица вниз к моим ногам, с короткой, смущённой промежуточной остановкой на моем кардигане. Я не уверена, что ему нравится то, что он видит, или… нет… нет, подождите, это определённо взгляд презрения к моей короткой юбке.

— Аврора очень хорошо справилась с девочками, — говорит Майя, помогая Кларе и Фрее спуститься с его рук.

Он издаёт презрительный звук и умудряется оторвать взгляд от моих ног, чтобы посмотреть на Майю. В его высокомерной челюсти есть что-то такое, что заставляет его выглядеть так, будто он вечно кипит. — Где Карла?

Майя кивает в сторону кухни. — Там. Там много остатков, — добавляет она, а затем бросает на меня знающий взгляд. Полагаю, это моя вина.

Аксель идёт ко мне, и я быстро ухожу с дороги, когда он проходит мимо меня на кухню и начинает говорить с Карлой

по-датски. Я не могу удержаться, но глубоко вдыхаю через нос. Он пахнет солёным воздухом, сосной и чем-то бодрящим и оживляющим, и, боже мой, мне нужно прекратить это прямо сейчас.

— Я отведу девочек наверх, — говорит Майя, и на мгновение мне кажется, что она пытается оставить меня наедине с королём Акселем. Затем она добавляет: — Я обязательно распечатаю для тебя расписание. После ужина ты сможешь уединиться. Это очень важно, чтобы обдумать день и восстановить силы, по крайней мере, в начале.

Правильно. Почему мне кажется, что "обдумать" — это то же самое, что сидеть в углу и думать о том, что я натворила, то есть превращаю детей в вегетарианцев? Я смотрю, как они выходят из столовой, и думаю, что мне, наверное, стоит отправиться на улицы Копенгагена, чтобы посмотреть город и сориентироваться, пока не стемнело. А может, просто подняться наверх, почитать руководство для няни и навести порядок в своей комнате.

— Куда они пошли? — говорит Аксель сзади меня, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что он стоит там и ест яблочный пирог с клюквой из тарелки в руке, прислонившись к дверной раме. И снова я поражаюсь тому, как непринуждённо всё это выглядит. Он всё время колеблется между всемогущим королём и обычным парнем. Тем, кто ест пирог на ужин.

— Она ведёт их наверх. Видимо, у меня сейчас личное время.

Он ничего не говорит на это, просто спокойно подносит кусок пирога ко рту и жуёт, его глаза не отрываются от моего лица.

Я сглатываю, чувствуя себя крайне неловко. — Так что, думаю, я пойду в свою комнату и приведу себя в порядок.

Он кивает, и я поворачиваюсь, чтобы уйти, не желая попасть в ловушку его вибраций, когда он говорит: — Возможно, тебе стоит подумать о униформе.

Я останавливаюсь и смотрю на него через плечо. — Униформе?

— Да, — говорит он, его глаза снова опускаются к моим ногам и снова поднимаются. — Я попрошу Майю дать тебе немного денег — мы покроем расходы. Я знаю, что няни из Норвуда носят униформу, ну, знаешь, как в книге, которую ты читаешь. — Его голос понижается, когда он снова нанизывает пирог на вилку. — И, надеюсь, учишь.

Я игнорирую последнее замечание. — Что за униформа?

— Что-то… со вкусом. По крайней мере, чтобы была последовательность. У нас во дворце есть репутация, которую нужно поддерживать, и няня в форме была бы кстати.

Я стараюсь не сузить глаза. Я знаю, что он хочет сказать. Что я выгляжу безвкусно в своей короткой юбке. Будь он кем-то другим, я бы рассказала ему о застрявшей молнии и о том, что надела юбку по ошибке. Но он — Король Засранец, и что теперь? Так что я собираюсь сделать всё наоборот.

— Конечно, — говорю я, лукавая улыбка расползается по моему лицу. — Что-то последовательное. Понятно.

Я знаю, что он не вполне доверяет моему выражению, да и не должен. Но я ухожу, крикнув ему: — Спокойной ночи, Ваше Величество, — прежде чем исчезнуть из его поля зрения, оставив его наедине с его пирогом.