Скандинавский король

Халле Карина

Аксель, соберись.

— Что с ними? С ними всё в порядке? — Я смотрю через её плечо на них, а они снова кормят лакомствами своих плюшевых мишек и счастливо хихикают.

— Они в порядке, — говорит она. — Но каждый вечер за ужином они расстраиваются, что тебя нет рядом. Майя говорит им, что ты занят, и они понимают, но я действительно думаю, что для них многое значило бы, если бы ты стал есть с нами.

Ох.

Я сглатываю, чувствуя себя грязной тряпкой для посуды. — Понятно.

Я не знал об этом.

— Может быть, несколько раз в неделю? — с надеждой предлагает она, на мгновение прикусив свою полную нижнюю губу. Я только сейчас заметил, что она редко красится, да ей это и не нужно. Естественный цвет её губ — насыщенный, глубокий розовый. — Ваше Высочество? — спрашивает она.

— А? — говорю я, моргая, а затем понимаю, что, должно быть, потерялся. — Да. Нет.

— Что "да, нет"?

— Я согласен. — Я поднимаю подбородок, прочищая горло. — Я должен быть там. Я был занят бумажной работой и некоторыми событиями, но я не обязан посещать каждый ужин, на который меня приглашают, и я всегда могу сделать свою работу позже.

Аврора расплывается в улыбке. Господи, почему я не могу дышать?

Я отвожу взгляд, сосредоточившись на дочках. — Эй, девочки, как вы смотрите на это?

Я прохожу мимо Авроры и её странного притяжения ко мне и возвращаюсь к столу.

— На что, папа? — спросила Фрея своим тоненьким голоском.

— Если бы я стал чаще ужинать с вами. Я понимаю, что должен быть там, и собираюсь сделать всё возможное, чтобы это происходило чаще.

— Ура! — восклицает Клара, а Фрея дарит мне глубокую, очаровательную улыбку.

— Я начну сегодня вечером. Может быть, ещё не поздно попросить Карлу приготовить ваше любимое блюдо.

Клара хмурится. — А какое у нас любимое блюдо? Макароны с сыром?

— Нет, — говорю я ей, а в голове звучит голос Хелены, которая упрекает их в том, что они вообще знают, что такое макароны с сыром. — Жареная курица с морошкой, картофельным пюре с беконом и подливкой.

— Ни за что, — говорит Клара, а Фрея морщит нос.

— Но вы же любите это блюдо, — говорю я им, смущаясь.

— Нет. Ни курицы, ни бекона.

— Никакого мяса, — говорит Фрея. — Мы ветеринары.

— Вы кто?

— Вегетарианцы, — поправляет Клара свою сестру, а затем вызывающе поднимает на меня подбородок. — Теперь мы вегетарианцы, папа.

— С каких пор? — восклицаю я. Я бросаю взгляд на Аврору, надеясь, что у неё такое же выражение лица "они сумасшедшие", но она смотрит вниз на траву и кусает губу. Какого хрена?

— С тех пор, как Аврора сказала нам, что мы можем быть ими, — говорит Клара. — Вот так.

— Вот так? — резко повторяю я. Я хватаю Аврору за руку и оттаскиваю её подальше от ушей девушки. — Что, чёрт возьми, происходит? Мои дочери теперь вегетарианки?

Она бросает на меня беспомощный взгляд. — Прости. Просто так

получилось.

— Так получилось?

— Ну, не то чтобы они вегетарианцы. Хотя в этом тоже нет ничего плохого.

Чёрт возьми, что не так с этой женщиной? Я отпускаю её руку, прежде чем я успеваю вцепиться в неё ещё крепче. — Ради всего святого, — клянусь я. — Ты не сделаешь их вегетарианками. Они едят рыбу. Мы едим рыбу в этой стране, и ты не отнимешь это у них!

Аврора дарит мне сочувственную улыбку, такую, от которой мне хочется накричать на неё ещё больше. — Это не может причинить никакого вреда.

— Вред? Теперь Карле придётся готовить два отдельных блюда.

— Или ты можешь питаться вегетарианской пищей, — говорит она.

— Ты вообще вегетарианка? — восклицаю я.

— Нет. Но меня не беспокоит, что другие люди вегетарианцы.

Я качаю головой, моя челюсть сжата. — Позволь мне прояснить одну вещь, хорошо? — Я рычу, наклоняясь к ней так, чтобы девочки не слышали. — Ты их няня. Ты не их мать. Поняла? Ты не имеешь права принимать такие решения. Это мои решения.

В её глазах вспыхивает гнев, и я знаю, что ей неприятно, что я так с ней разговариваю, но, честно говоря, мне всё равно. — Ты должна знать своё место в этом дворце, — напоминаю я ей. — Ты не часть семьи. Ты просто прислуга. Ты моя служащая. И те девочки там, эти девочки — не твои сестры и не твои подруги. Поэтому, если ты хочешь, чтобы тебе продолжали платить за то, что ты живёшь в этом доме и выполняешь эту работу, ты не должна принимать никаких подобных решений, не посоветовавшись сначала со мной. Поняла?

Она поджимает губы и смотрит в сторону.

— Хочешь, я повторю это на датском, потому что я уверен, что ты понимаешь английский, — говорю я ей.

— Да, — бормочет она, и на её щеках появляется розовый румянец, шея тоже краснеет. — Мне жаль, что я сказала, что это нормально. Я должна была отложить, а потом попросить тебя принять окончательное решение.

Я внимательно наблюдаю за ней, пытаясь понять, не лжёт ли она, смотрю, не собирается ли она оступиться и закатить на меня глаза, потому что, клянусь богом, если она это сделает, она уйдёт отсюда. Но она избегает моего взгляда и молчит, что для нас совершенно новая вещь. Это пугает, если вообще возможно.

— Послушай, — быстро говорю я, понимая, что девочки всё ещё смотрят на нас и улавливают наш жёсткий, враждебный язык тела. — Я знаю, что ты стараешься. Я знаю, что ты изучаешь этот справочник и выделяешь важные вещи. Просто…

— Откуда ты это знаешь? — резко сказала она, сузив на меня глаза.

Ах. Точно.

— Я, э-э, был в твоей комнате.

— Когда? — восклицает она.

— Только что.

— Зачем? — Она отходит от меня, её глаза так полны ярости, что я немного сжимаюсь. — Зачем ты это сделал?