Скандинавский король
Шрифт:
Она — Аврора.
Она — моя расплата и спасительница одновременно.
Она — её тёзка, северное сияние, озаряющее самые тёмные зимние небеса.
Она — моё возвращение домой.
И я влюблён в неё.
Сейчас бессмысленно отрицать это, особенно после прошлой ночи, когда я зарылся глубоко в неё и нашёл всё, что когда-либо искал.
Эта девушка вошла в мою жизнь, как палящее солнце, сгоняя паутину и освещая все те тёмные и полые места внутри меня. Она помогла мне понять, что такое быть счастливым и иметь кого-то, кто делает тебя
Она — все эти вещи для меня, она — всё для меня.
И именно поэтому я решил пока игнорировать реальность.
Потому что у меня в руках нечто уникальное и прекрасное, драгоценная птица, и я никогда не хочу её отпускать. Если я это сделаю, Аврора улетит, а я проведу остаток своих дней в поисках на небе.
Поэтому я буду делать то, что у меня получается лучше всего, и наслаждаться отрицанием. Я собираюсь притвориться, что, то, что у нас есть, достаточно хорошо на данный момент. Что мы можем продолжать быть вместе в тайне, наедине. Что я могу скрыть то, что мы есть, от всех остальных.
Если честно, я бы всё равно не хотел делиться этим. Это никого не касается, кроме нас.
Возможно, я тоже немного самонадеян, думая, что Аврора хочет продолжать это, что бы это ни было. Возможно, она просто хотела избавиться от этого. Возможно, прошлая ночь — это всё, что было между нами.
Сначала я тоже так думал. Я думал, что, если я, наконец, поддамся этой сырой, мощной буре, которая нарастала между нами месяцами, я смогу вывести её из себя. Экзорцизм.
Я не мог ошибиться ещё больше.
Я вздыхаю и пытаюсь снова заснуть, но сон теперь неуловим.
Моя рука спускает трусы и обхватывает основание моего члена, и я уже твёрд, просто думая о ней. Я думаю, не позвонить ли ей, но решаю, что это слишком рискованно. Мало того, что кто-то может нас услышать, но я не хочу давить на неё ещё сильнее, чем я уже. Она не затворница и точно знает, чего хочет в постели, что доставляет ей удовольствие. Но переходить от секса к сексу по телефону как-то неправильно.
Поэтому я глажу свой член, чувствуя под ладонью горячую, твёрдую длину, и думаю о прошлой ночи.
Я думаю о её глазах, проникновенных и глубоких, прямо перед тем, как я поцеловал её.
Я думаю о том, как она стонала, когда я глубоко входил в неё, о том, как она задыхалась от боли и удовольствия.
И я думаю о том, как я хочу дать ей больше, вот так, каждый день и до бесконечности.
* * *
Хотя я всегда с удовольствием провожу время в Швеции, выбираясь из дворца и находясь среди друзей, людей, которые понимают, каково это — быть человеком в моём положении, быть королём, я не мог вернуться в Копенгаген достаточно быстро.
К счастью, перелёт очень короткий, и я вернулся во дворец к полудню.
— Как прошла ваша поездка, сэр? — спросил Никлас, как только я вошёл внутрь, стаптывая снег с моих сапог.
Я бросаю
Никлас умничает немного. Обычно он ездит со мной, когда я путешествую, но поскольку это был просто светский визит в Швецию, я решил отказаться. Когда он был с Хеленой, он ходил абсолютно везде, с общественным визитом или нет, но это потому, что он трахал её. И если он когда-нибудь осмелится поднять этот вопрос, я ему так и скажу.
Честно говоря, мне было не очень удобно оставлять его во дворце. После того, как я обнаружил, что он зашёл в комнату Авроры в тот раз, моя бдительность по отношению к нему была намного выше, чем обычно. Каждый день я ругаю себя за то, что держу его в этом доме, и каждый день прихожу к одному и тому же выводу: у меня нет выбора.
Тем не менее, я убедился, что Майя была здесь всё время, пока меня не было, и я знаю, что Аврора не любит Никласа и избегает его любой ценой. Надеюсь, это не было проблемой.
Сверху доносится высокий визг, а затем звук топота ног. Можно подумать, что во дворце лучшая звукоизоляция, но, думаю, моим королевским родственникам никогда не приходилось беспокоиться о свиньях на свободе.
Я прохожу мимо Никласа, едва не задев его бедром, и поднимаюсь по лестнице.
— Папа! — возбуждённо кричит Клара, держа в руках теннисный мяч. Она в одном конце коридора с Фрейей и Авророй, а Снаф-снаф бегает вокруг неё кругами.
— Мы учим его играть в мяч, — говорит Фрея, и обе девочки начинают бежать ко мне. Свинья бежит за ними, хлопая ушами, сотрясая пол. Аврора предупреждала меня, что "карликовые" свиньи редко остаются "карликовыми", и теперь Снаф-снаф размером с кокер-спаниеля и примерно в пять раз тяжелее.
Я приседаю и протягиваю руки, и девочки бегут прямо к ним. Я поднимаю их, улыбаюсь их радостным лицам, и моё сердце начинает обливаться кровью. Моя любовь к ним непоколебима, неописуема, и видеть, какими счастливыми они стали, делает всё, через что мы прошли, стоящим того.
— Что я буду делать, когда вы станете слишком большими, чтобы поднять вас? — спрашиваю я их, целуя Фрею в нос, который она тут же почёсывает, а затем Клару в щеку.
— Мы воспользуемся лестницей, — говорит Клара, обхватывая меня руками за шею и ухмыляясь. — Или Аврора может нас поднять.
Аврора медленно идёт ко мне, её лицо слегка опущено вниз, на губах застенчивая улыбка. Я не всегда вижу её такой сдержанной. Обычно она кричит на меня по той или иной причине. Но сейчас видно, как всё изменилось между нами.
Я не могу не улыбнуться ей, не в силах сдержать улыбку.
Один только факт, что мне больше не нужно притворяться с ней, заставляет мою улыбку растягиваться шире, а сердце в груди — бодрым, лёгким и тёплым.
Хотя она находится в конце коридора, расстояние больше не имеет значения. Я могу смотреть в её глубокие карие глаза лани и знать, что она моя. Я король с дворцом, полным сокровищ, и всё же она — моё самое большое владение.