Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
— И дурак, коль не пойдешь, — ответил князь и сплюнул себе под ноги. — Хотя… тебе нынче веры нет, не нужен мне колдун скрытный, в любую минуту предать готовый. Пригрел на груди змея подколодного! Вырастил как сына названного! Мой хлеб ел, а теперь отплачиваешь неблагодарностью черной!
— Не смей попрекать меня куском хлеба, князь! Не просил я брать себя в заложники! — сейчас, в шаге от смерти, Влад не собирался сдерживаться. — И зваться сыном названным — тем паче не хотел! У меня свой отец имеется, — от гнева, растекшегося в груди, даже согреться удалось немного. Жаль,
— Ах ты… — прошипел князь, готовый наконец отдать приказ лучникам и покончить со всем разом, однако Златоуст положил руку ему на плечо.
Влад видел, как сжались тонкие длинные пальцы волхва, а князь переменился в лице, побледнев и скривившись, будто от боли, но заговорил Златоуст более чем вежливо:
— Не ярись, княже, позволь поговорить с пленником слуге твоему верному.
— Дозволяю, — ответил князь и судорожно втянул ртом морозный воздух.
— Ни к чему крики и ругань не приведут. Вижу, у каждого из вас правда своя и каждый за нее биться станет, — заговорил Златоуст вроде бы спокойно, но от потаенной силы, плескавшейся в голосе, выше взвился огонь костра, а деревья, уже к зимней поре приготовившиеся и заснувшие, пробудились и зашевелили ветвями, хотя никакого ветра не было. — Ты, князь, взял в терем мальчонку чужого рода, поил его, кормил, отдал лучшим людям в обучение и считал, будто за то должен он тебе добром отплатить и благодарностью. Видят боги, окажись Влад, сын Олегов, сиротой безродным, так и случилось бы. Однако ж не прост он, кровь в жилах у него особая, да еще и чародей-оборотень. Кабы вовремя заметил в нем чародейский дар — к себе взял, но, похоже, хмарь темная завелась в тереме, она мальчонку и скрыла. Не стать Владу добрым дружинником; верит он, словно забрали его от отца и матери да растили словно волчонка на цепи.
Князь нарочито тяжко вздохнул, Влад же взгляда не отвел, пусть волхв так уставился ему в лицо, что снова стало жарко.
— Однако мы сейчас не о правде ведем речь, — продолжал Златоуст. — И уж тем паче не нужно нам тебя, Влад, убеждать да на свою сторону поворачивать. Оборотень ты сильный, как и чародей, но молодой и неумелый, а сейчас находишься в полной моей власти. Поклянись своей силой и кровью отправиться к Кощею освобождать Забаву из полона — отпустим, а коли нет — лучники наготове. От стали в сердце не умирал пока лишь Кощей Бессмертный, коим ты уж точно не являешься.
Влад прикусил губу. Так и так он намеревался идти в Тридевятое царство, однако клясться собственной силой да еще и кровью…
— Хорошо. Даю слово пойти к Кощею и сделать все для освобождения Забавы, князь, — сказал он.
— Силой клянись! — прикрикнул Златоуст.
— А коли обману, не летать мне более по синему небу, не видеть с высоты земли-матушки, — досказал Влад и содрогнулся. По запястью словно ножом провели, волчья шуба тотчас с плеч рухнула и сугробом у ног осыпалась. Он скосил взгляд и увидел глубокую узкую рану, из которой хлестала кровь. Стоило всему снегу у ног алым окраситься и истаять —
— Боги приняли твою клятву, Влад-Ворон, — сказал Златоуст, торжествующе блеснув глазами-углями. — Теперь иди и знай, чем грозит неисполнение. Времени тебе до следующего новолуния.
— Ка-р-к?! — вырвалось у Влада. — До Тридевятого царства и за год не добраться!
— Это уж твое дело, — ответил князь. — За год многое случиться способно. Может, Забава из девок бабой станет да понесет, а мне порченая племянница, под Кощеем побывавшая, не надобна. Ну! — прикрикнул он. Или пустить тебе вслед стрелу каленую, чтобы пошевеливался?!
Влад молча развернулся на пятках. В сравнении с недавним пребыванием под заклятьем вокруг словно лето цвело. Однако очень скоро холод до него доберется. Направляясь в глубь леса, не удержался — протянул руку и позволил языкам пламени лизнуть пальцы; костер боли не принес, коснулся пореза и позолотил его.
— Ты смотри ж, нахал! Не попрощался даже, — донеслось сзади, но оборачиваться Влад не стал. Дело сделано, а что там князь вслед крякает — совершенно неважно. Ему же сейчас надо добраться хотя бы до узелка нянюшкиного, под дубом схороненного, иначе попросту погибнет от холода.
Глава 5
«Странно, — размышлял Влад, продираясь сквозь лещину, — раньше я князя уважал. Знал, что ради выгоды и власти продаст он и отца с матерью, и богов, и любого боярина, однако не упрекал. Затем злился за полон; во время ритуала — возненавидел. А сейчас ничего не чувствую: нутро у него гнилое — зазорно. Подобных ему на востоке собаками кличут и презирают. Поделом».
Ветки острые любого другого искололи да исхлестали бы до крови, однако Леший помнил наказ. В отличие от князя, Кощей даже после нанесенной ему обиды не бросил Влада на произвол судьбы, и от мысли об этом становилось чуть-чуть теплее.
Узелок он нашел, да только мало что в нем оказалось: фляга с настоем травяным, чистая рубаха с портами, краюха хлеба да солонины кусок. Не для начала зимы одежа, но Влад и ей обрадовался. Наготы своей он не стеснялся — не перед кем, однако в людском виде ходить все ж привычнее.
Зелье он сразу выпил, очень уж жажда мучила, а есть не хотелось: завернул хлеб и солонину в тряпицу и сунул за пазуху. Оглядываться не стал, побрел, куда глаза глядят — в самую чащу. Недавно так намерзся, что холода не чувствовал, а может, вымотался слишком уж сильно.
…Перед глазами замутилось, нога подвернулась. Влад попытался за ближайший ствол ухватиться, да только изодрал ладонь о кору. Земля торчком встала перед глазами. В неверно выставленном локте отдалось мгновенной болью, но осознать этого Влад уже не успел, погружаясь в вязкую темноту.
Он снова видел себя в болезни. Нянька сидела в изголовье и гладила его по волосам, приговаривая:
«Ты, соколик, птица вещая. Как полную силу обретешь, во все три мира летать сможешь, не убивайся-не кручинься, образуется все».