Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
Ничего не ответил Кощей, спиной к дереву повернулся, рукой повел, и выткался прямо из воздуха шатер, украшенный красным сургучом, черным бархатом да златом с серебром.
— Идем, — усмехнулся он, подхватил Настасью на руки и понес к шатру.
Владу подумалось: в тот же миг, как упадет за ними полог, он и сам грохнется с ветки на землю. Сердце в груди совсем раскалилось, того и гляди воспламенится и обратит ворона в феникса, однако никогда не возродиться ему из пепла.
— Не
На краткий миг показалось ему, будто докричался, объяснил. Кощей на землю Настасью поставил, обернулся. Глаза нечеловеческими у него сделались, запылали синим огнем, а затем прямо средь ясного дня засверкало, раздался раскат грома, сорвалась ветвистая молния и ударила по дубу, да только не по нему самому, а угодила в ворона. Вроде бы и случилось все за одно мгновение, но то, как несется на него небесное пламя, Влад разглядел во всех подробностях, даже подумать успел: «Ну и пусть. Чему быть, того не миновать».
Огонь опалил бы его, пеплом разметал, не оставил бы ни косточки, однако Влад не ощутил ни боли, ни жара, только испугаться и успел. Белая вспышка ослепила на мгновение, а потом прямо перед глазами возникла преграда из синих и серебряных искр, отразила молнию. Отскочила она, ударила в грудь Кощея, пошатнулся тот и как подкошенный повалился на землю.
«А Настасья цела. Лучше бы ее!» — мелькнуло в голове у Влада. Он застыл на ветке, не в силах даже дышать, лишь смотрел на распростертое тело и слушал.
— Действительно змея подколодная, — прошептал Годиныч. — Что ж, отвязывай меня, — сказал он уже громче, — все равно делать тебе больше нечего.
Настасья вздохнула, поглядела на шатер, подняла валявшийся недалече обломок меча Годиныча, к мечу Кощея, видать, прикасаться побоялась, и подошла к дубу. Только она примерилась к веткам — те вздрогнули и сами расступились, выпустив пленника.
— Знаешь, — сказал Годиныч, отойдя от дерева и потирая руки, — был я в граде стольном Константинополе, дивился на храмы высокие с золочеными куполами. Привечали меня люди святые, рассказывали о вере в единого бога: предал его на мучения и смерть один из учеников, а меня еще хуже — жена, — с этими словами выхватил он из рук Настасьи обломок меча и остаток клинка вогнал ей в живот. Вскрикнула Настасья и кулем на землю рухнула.
В тот же миг спало оцепенение с Влада.
Годиныч глянул на шатер, хмыкнул и направился к Кощею. Тут уж Влад не выдержал, сорвался с ветки, сделал круг и бросился Годинычу в лицо. Тот вовремя отпрыгнул и рукой закрылся.
— Не смей! — закричал Влад.
Годиныч кинулся было к Кощееву мечу, но передумал.
— Жаждешь падалью полакомиться, птица черная? — рассмеялся он. — А и лакомись на здоровье, мешать не стану, — и направился к своему коню.
Тот не убежал, топтался между озером и лесом,
— Ах, хорош! — Годиныч цокнул языком, вороного разглядывая, и было сделал шаг в его сторону, но передумал. — Хозяин твой мертв, собственным нечистым колдовством сраженный. Значит, мне теперь о тебе заботиться. Не обижу тебя, богатырский конь, коли станешь служить мне верой-правдою.
Вороной выгнул шею, всхрапнул, оглядел Годиныча с ног до головы и оскалился. Зубы у него оказались вовсе не лошадиные, а волчьи, глаза же вспыхнули, словно угли.
— С другой стороны, — произнес Годиныч, — от коня врага не жди блага. Оставлю тебя здесь на расправу волкам, — повернулся и быстро-быстро побежал, только каблуки засверкали, к своему коню.
Влад мог бы догнать его, клюнуть в темечко, но не захотел. Себя в смерти Кощея он винил всяко больше, нежели этого богатыря с насквозь прогнившей душой.
— Прости меня, — обратился он к Кощею, — если б мог, всю кровь отдал бы до единой капли, только бы ты ожил.
Вначале Влад решил, будто ему почудилось: грудь шелохнулась. Подпрыгал ближе, прижал голову к коже напротив сердца и ощутил неровный, словно неуверенный, стук.
— Почто мне кровь твоя, птица злокозненная? — прошептал Кощей, пока не открывая глаз. — Воды принеси напиться.
— Я мигом! — воскликнул Влад, не веря собственному счастью, и бросился к ручью. Впервые пожалел, что человеческое тело в тереме почивает. Сейчас перекинуться бы! В ладони воды много больше войдет, нежели в птичий клюв, однако делать нечего.
Носился Влад до самого заката от распростертого на земле Кощея до ручья и обратно. Усталость ощутил, лишь когда тот приподнялся на локте.
— Довольно, — произнес Кощей, и у Влада тотчас кончились все силы, словно не воду носил, а питал того собственной душой. Лапы подогнулись, но он вовремя взмахнул крыльями, удерживая равновесие.
— Устал? — поинтересовался Кощей равнодушно.
— Нет, — хрипло прокаркал Влад. Казалось, немощь, сковавшая недавно человеческое тело, переселилась и в птичье.
— Тогда перебирайся на плечо и пойдем. Охота мне посмотреть, какие гадости ты устроил, — велел Кощей, и Влад не решился перечить. Крылья не подвели, но голова закружилась. Когтями в плечо слишком сильно вцепился, боясь упасть, и, похоже, пропорол вместе с одеждой и кожу. Кощей лишь фыркнул на это.
Глава 3
Раньше Влад и подумать не мог, будто человек способен так смердеть. Стоило приблизиться к телу Настасьи, отвратный запах испражнений забил нос. Обрубок меча по-прежнему торчал из ее живота, вокруг натекла зловонная темная кровь, казавшаяся черной. Влада с плеча Кощея словно невидимая сила сняла и под ближайший куст бросила.