Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуришка тридцатая
Шрифт:
– И-го-го! И-го-го! Токма вот чего-го: мабудь, я буду ея излагать слегка фальшивовато, зато наизусть. Ничего-го?
– Эфитапию – фи... фи... фальшивовато? Избави боже! Ж-ж-ж... Ш-ш-шиш-ш-ш! – прошептал мой Нутрений Шепот – а он фальши на дух не переносит.
– Ж-ж-ж... Ш-ш-ш... Пегаша, жарь! – твердо изрек я. – Дуй, лапушка! Ж-ж-жажду!
– И-го-го! И-го-го! Ну так вот чего-го: «...И мирный плющ их обвивает... // Ничто безмолвной тишины // Пустыни сей не возмущает, // И солнце с ясной вышины // Долину смерти озаряет. // Иван со вздохом
– Я ж вас извещ-щ-щал: избави боже от ваш-ш-ших эфитапий! – прошипел мой Нутрений Шептун – а он, как уже было сказано, эпитафий и фальши на дух не переносит.
– Мерси, мерси, Пегасенька! Потрясающая пасторель! – мягко изрек я. – И ведь какой грандиозный, здоровый реализьмина! О-го-го! Какие чудесные, неожиданные обороты речи! Ах, это как раз про наше поле и про меня! Кто настрочил? Лермонтов, ёшкина кошка?
Пегаша надулась и больше не заикнулась, зато мой Унутренний Шептун – а он, понимаешь, оплошек на дух не переносит – презрительно, с гадким шипением прошептал:
– Ш-ш-шиш-ш-ш! Умный бы ты был, Ивашка, человек, – кабы не дурак! Паче в поэзиях следует смыслить! Жуковского не признал, нахал!
Надутая Пегаша безмолствовала, зато я презрительно, с гадким шипением прошептал моему Внутримышечному Шептуну:
– Да цыц-ка ты, ня чуць ничога, ни гамани, Гош-ш-ша!
Тутки мой Внутренний Шепот – а его сам сатана пестовал – возвышает свой шепот:
– Ш-ш-шиш-ш-ш! Умный бы ты был, Ивашка, человек, – кабы не дурак! Фиг с ней, с лошадкой и ея пасторелью! Скачи, Иван, живее в погонь! И не вздумай сбалакать: «Ш-ш-шиш-ш-ш!»
– И-го-го! И-го-го!
Ну, я и скачу! Славное оружжо – у меня за спиною. Слышу, как ветер, по выражению поэта (быть может – Майкова), загудел, запел в стволы ружья, причем значительно громче, чем прежде. День скачу, ночь скачу, день скачу, ночь скачу, однозначно. Кобылку гнал, гнал – беглецов не догнал: скрылись, понимаешь, в дремучем лесу, окаянные! Едва сам не свалился в сугроб! Вот тогда бы мне точно – гроб! Аз даже обомомлел на одну наносекундочку.
– И-го-го! И-го-го!
Вот, наконец, аз достиг до дубовой рощи да заехал в самую трущобу.
– И-го-го!
Глядь – а лесную дорогу мне баррикада перегородила, пришлось остановить кобылу! У баррикады топчутся два бородача в белых овчинных тулупах, белых-пребелых каракулевых шапках – пирожках и в беленьких валеночках. Бородачи на вид – люди честные, поволжане*: один без уха, другой без носа.
– И-го-го!
Слез я с лошадки и пустил ее там же снежок сахарный полизать,
– И-го-го! И-го-го!
Призыриваюсь я к тем бородачам, сверлю, понимаешь, им бороды пронзительными очами, а бородачи меня в упор не замечают, так как друг на друга энергично наскакивают. Перед ними прямо на дороге лежат две гигантские пестрые кучи тряпья и посередке – еще одна, маленькая и черненькая. Эти три кучи-то и составляют баррикаду. А далеко-далеко впереди по дороге драпают двое, причем совершенно голые: один, понимаешь, совершенно розовенький, как поросеночек, другой, понимаешь, сплошь черненький, будто негр. Неужто и впрямь негр? Я так и обомомлел! Впрочем, долго гадать не пришлось: драпающие пропали за поворотом.
– И-го-го! И-го-го!
Вот один бородач другому говорит:
– Ну, давай делить последнюю добычу, братан!
– Давай, братан!
– Только по-братски!
– И-го-го! И-го-го!
– А то как же! Ну-с, я как старший братан выбираю себе всего два предмета: рясу и сертук!
– Ба! А мне тогды чьто остается, баран?
– А тебе – бруки, жилетка и галстух! И тросточка! Итого целых четыре предмета! Видишь, тебе в два раза больше, братан!
– Нет, братан, давай тогды лучше делить добычу по справедливости!
– И-го-го!
– Энто как?
– Эвто, стало быть, вот как: мне – рясу и сертук, а тебе – бруки, жилетку и галстух! И тросточку! Видишь, теперь тебе в два раза больше!
– Нет, если мне – в два раза больше, то энто не по справедливости, баран!
– И-го-го!
– А как – по справедливости, братан?
– Поровну, баран!
– И-го-го! И-го-го!
– Эвто как?
– Тебе – бруки, жилетка и галстух! Итого скильки предметов?
– Три! А тебе?
– А мне – рясу и сертук!
– И тросточку?
– И тросточку! Итого скильки предметов?
– Три!
– Ну вот, тебе три и мне три! По справедливости!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Нет, братан, давай тогды лучше делить по-братски!
– Фиг-то там!
– Нет, эвто тебе – фиг-то там!
– И-го-го! И-го-го!
– У-у-у! Разобью тебе морду и рыло, да скажу, чьто так и было!
– Давай разверстаемся: бери мою голову, да подай свою!
– По башке не бей, загвоздишь память!
– Ничего, до свадьбы заживет!
– Бей своих – чужие будут бояться! – хором завизжали обадва.
– Эй, что за шум, а драки нет? – спрашиваю я бородачей.
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
Бородачи повернулись ко мне, поглядели искоса и возрадовались.
– С эвтого леща надо бы чешую поскрести! – голцыт* безухий.
– С энтого гуся надо бы перья ощипать! – гундявит* безносый.
– И-го-го! И-го-го!
– Не надо меня скрести и ощипывать!
– И-го-го!
– Надо, надо, курица-помада! – гремит мой Внутренний Голос – а он всем правдоискателям в кумиры годится.