Сказание о пустыне
Шрифт:
Я вздыхаю следом. Прошел почти год после рождения Рашида, и муж после примирения звал меня каждую ночь, но крови продолжали приходить каждый месяц. Новая беременность могла убить меня, но могла и упрочить мое положение. Не говоря уже о том, что у мужа мог появиться еще один наследник.
— Странно, что госпожа аль-Назир родила лишь одного сына.
Надира оглядывается по сторонам и садится ближе, шепчет в самое ухо:
— Я слышала от старух, что она посылала свою личную служанку на базар в одну лавку, где продают травы, которые не дают зачать.
— Не может быть…
— Правда-правда, они говорят,
Сложно представить подобное, но и не верить не получается…
…Время идет. Наступает день, когда мой супруг неожиданно уезжает, как и в прошлый раз после появления гонца. Он не говорит, куда и зачем, прощается в спешке, и сердце сжимает тревога. Зачем и куда он уехал? Почему? И торжествующий взгляд свекрови кажется красноречивее слов…
…День тянется за днем. Проходит неделя. Еще одна. Целый месяц тишины. Ни единой весточки от мужа. Тревога разъедает сердце. А госпожа аль-Назир улыбается все шире и искреннее. Иногда она отпускает замечания, которые жалят сильнее полуденного солнца. И мне не хватает сил ей ответить. Я стараюсь играть с сыном и рядом с ним ненадолго забываю о тяжелых мыслях, но затем наступает ночь, и все тревоги возвращаются.
Как мне жить в доме, где появится еще одна хозяйка? Как видеть ее и улыбаться ей каждый день? Как делить с ней внимание мужа? И почему меня так ранит то, что у других не вызывает сомнений? Почему я не могу быть как другие женщины? Проклята ли я? Или меня поразил тот же недуг, что терзал моя мать?..
…Аттабей возвращается также неожиданно, как и уехал.
— Вернулся! Вернулся! — Надира вбегает в комнату и бросается к сундуку с нарядами. — Вам надо переодеться и поскорее! Господин вернулся!
Сердце падает куда-то вниз, а руки вдруг начинают дрожать. Радость и страх раздирают меня на части. Он жив! Он вернулся! Но если так долго отсутствовал потому, что искал невесту?
Служанка помогает одеться, но мысли мои далеко. В общую комнату мы входим одновременно со свекровью. Она окидывает меня тяжелым взглядом и улыбается так, что кровь стынет в жилах.
— Готова услышать последние новости?
Ответить я не успеваю. Дверь распахивается, и появляется супруг.
— Карим, как я рада тебя видеть! — госпожа аль-Назир распахивает объятия и устремляется ему навстречу, а я жду, боясь пошевелиться. Страх заполняет все мои мысли. Сейчас все решится…
— Мама, — он отходит в сторону и коротко смотрит на меня, будто не замечает, будто я лишь часть стены, — я привез хорошие вести.
Отступаю назад, я не хочу слышать, что скажет аттабей. Не хочу знать, кого он приведет в наш дом. Ногой задеваю ароматический кувшин, удерживаю, чтобы он не упал.
— Скоро к нам приедет…
Кувшин разбивается о стену с глухим звуком. И драгоценное розовое масло растекается по толстому ковру. Испуганно вскрикивает свекровь, оборачивается муж. Теперь он смотрит на меня. И видит меня.
— Я не стану делить свой дом со второй женой!
Я убегаю, не дожидаясь ответа. Возвращаюсь к себе и запираю дверь. А потом опускаюсь на ковер и закрываю лицо руками. Что я наделала? Как я посмела повысить голос на супруга? Как смогла поднять тяжелый кувшин и бросить в него? Я — ужасная жена, и Небеса покарают
…Масляное пятно расплывалось по ковру. В комнате царила тишина, от которой у Зейнаб аль-Назир замерло сердце. А когда сын развернулся и посмотрел на нее черными глазами, в которых не осталось ни капли радости, замерло и дыхание. И все слова, что рвались с языка на счет нерадивой невестки. Кровь и та, кажется, застыла.
— Что ты ей сказала?
Карим сделал шаг, а она отступила. Никогда и ни перед кем не отступала дочь шейха, не боялась ни отца, ни мужа, но перед сыном робела. Слишком уж похож он был на нее саму. А в гневе страшен.
— Ничего. Что она себе выдумала?
Аттабей сделал еще шаг, и она снова отступила.
— Думаешь, я не вижу, что здесь происходит? — он не повышал голоса и не рычал, как мог бы, но в тоне его слышалось предупреждение, которое заставляло женщину сжиматься. — Думаешь, не понимаю, что ты творишь? Считаешь, что можешь обращаться со мной как с отцом?!
Зейнаб остановилась, прижавшись спиной к стене и не смея отвести взгляда.
— Карим, твоя жена…
— Слишком молода и покорна, в отличие от тебя! И я не знаю, что нужно было сделать, чтобы она так поступила! Что ты ей наговорила?!
Женщина вздрогнула от рыка Пустынного Льва, но промолчала, лишь вздернула подбородок. Она — дочь шейха и не обязана отчитываться ни перед кем, даже перед сыном.
— Я позволял тебе оставаться хозяйкой в этом доме, потому что считал, что так будет лучше, — тише и спокойнее добавил Карим. — Но теперь я вижу, что ты не ценишь мою доброту. Тебе пора навестить свою сестру, мама. Она и ее муж, почтенный аль-Латиф, готовы принять тебя в своем доме. Навсегда.
Он развернулся к выходу, собираясь уйти, и вот тут Зейнаб испугалась по-настоящему.
— Ты не можешь меня отослать! — она бросилась следом за сыном, но остановилась, стоило ему обернуться. — Ты не можешь…
— Отец не мог, а я могу. У тебя есть три дня, чтобы собрать вещи.
Закрылась дверь. Дочь шейха опустилась на испорченный ковер, не веря в то, что услышала. Не может быть, не может быть, что бы ее, Зейнаб аль-Назир выставили из собственного дома. И из-за чего? Из-за девчонки, которая отказывается знать свое место. Разве она заслужила такое? Разве она не заботилась об этом доме годами? Разве не была хорошей женой и матерью? Разве не исполнила свой долг? Так за что же?
Она закрыла глаза, понимая, что сын не изменит решение. Он не станет слушать ее. Не позволит уговорить себя. И значит, скоро ей предстоит покинуть свой дом. Свой город. Женщина закрыла лицо руками и тихонечко завыла…
…Темна ночь пустыни. Прохладна. Нет луны на небе. Лишь звезды смотрят с Небес. Видят они, как неспокойно в доме аттабея, плачет пожилая женщина в своих покоях, страдает молодая жена, не спит и сам хранитель Аль-Хруса…
…Карим смотрел на дверь комнаты жены и ждал. Служанка сказала, что за весь день Адара так и не вышла. Ничего не ела. Не пила. Рано или поздно ей придется покинуть комнату. Аттабей надеялся, что она выйдет раньше, чем закончится его терпение. Выглядеть еще глупее, ломая дверь в комнату супруги, он не хотел. Слугам и без того есть, о чем пошептаться.