Сказания о недосказанном Том II
Шрифт:
… И…
И, когда он выбросился на берег, я там, далеко за тысячи километров, задыхался, хватал воздух. Кожу жгло огнём, она засыхала, трескалась, и было очень, очень больно. Вот этого я и теперь никак не могу понять и вычеркнуть из памяти своей.
… Да и не хочу.
Теперь мне показывают больше фильм о тех славных минутах, когда мы были вместе, его концерт, этим я живу и сейчас. А мысль никак не уходит. Зачем. Что заставило его это сделать. Неужели он скучал за, моей, особой. Теперь никак не могу понять этого.
Или ещё дальше, может он вселился
Я часто очень вижу, чувствую-мы с ним вдвоём. И вот она, снова солнечная радость. Я и он-это монолит. Сила внутри меня звенит и вибрирует на волнах морских и волнах Души моей, Его сила внутри меня. Я ощущаю его и свою силу, защиту, становлюсь таким, каким я никогда ещё не был. Это и не человек амфибия, это, это скорее свет-симбиоз, слияние двоих в одно целое, одно, так как мы с ним, каждый сам собой и как одно целое. Научил меня чувствовать и переживать как он. Это скорее звучание Органа в Домском соборе, Прелюдии Баха. Вот что это.
Я никогда не любил море, так как сейчас, хотя оно было всегда рядом. Но вот полёты, пируэты, радуга семицветная вокруг меня и во мне, такое не передать. Живу теперь этим, живу и чувствую, что я там. В воздухе. Под водой. Полёты с замиранием, когда летишь вниз и уходишь под воду.
***
Ну, вот ребятки и конец моей повести.
Я, теперь, ой, нет, тогда, доставил вашего художника, и вы подумали. Да что там подумали. Было так. Ушёл человеком, а вернулся трупом.
Но первое, я увлёкся и самое главное, была такая волна, что нас, нет, нам бы пришлось хлебать морскую водичку, а тем более этот с бородой в таком объятии был с морской болезнью, что, просто не способен был собраться и тем более добраться до вашего костра. Даже когда утихло и мы там хорошо потрудились, разворачивал наш пароход, носом к волне и то пришлось крутить и руками и головой. Но у берега вы не поняли, что делать и чуть не перемолотило ваши красивые ноги. Ну да что теперь. Всё обошлось и слава нашему Нептуну.
Ну, будьте здоровы и если не были никогда в обнимку со штормом, лучше не спешить на дно морское, там пусть лучше «Садко богатый гость» пирует с царём-батюшкой и водит хороводы с прелестными русалочками. Меня тоже туда ещё не тянет. А вам нужно детей и внуков, пустить на белый свет.
Пусть себе бродят, бегают, по земле родной, радуют вас, родителей, ваших бабушек и дедушек.
Смерть дерева
Дед сидел на лысой скалистой горе и смотрел, смотрел невидящими глазами от слёз и времени, на домики внизу, на лес, который тоже белел голыми скалами, где уже ничего не росло. Камни и камни – трескуны. А чуть ниже у самых его ног, пенёк, корни, бывшего ещё вчера дерева. Были они в земле, но это был не тот, почти лесной чернозём крымских степей.
Совсем недавно здесь величаво стоял красавец великан- Можжевельник. Как он смог крошечным семенем умудриться
Решил. Устроил. Жил.
Прошли – пролетели годы. Он помнил и засушливые времена, помнил и грозные годы лихолетья. Набеги варваров. Войны. Стрельба. Взрывы. Видел, как люди собирали ягоды – плоды, лечились, укрепляя сердце их целебными соками.
Корни дерева мудро росли веером, что бы собирать драгоценные капельки дождя. А ниже была сплошная скала.
… И вот новое лихолетье. Турбаза. Мотоциклы. Квадроциклы и другие циклы – в головах лиходеев. Рычали, грохотали, карабкались как клещ, под хвост бездомной собаки. Летели камни, борозды углублялись дождями. Ушла. Ушла щебёнка. Обнажились корни. Рванул ветер. Накренилось дерево. Застонало. Упало.
Дед, со своей бабулей ходили и подкладывали камешки, чтоб дождевые ручейки собирались у корней упавшего дерева. Дед разговаривал с ним, просил, уговаривал крепиться. Рассказывал про великую Вангу, как она общалась с деревьями, надеялся, что и его голос услышит упавший великан.
В поссовете успокоили, это не их работа, а лесники, слепые и глухие… не пробовали даже спасти этого красавца – богатыря. Долгожителя.
Волки, случилось однажды. Только един раз… поселились в Крыму. …Были сильные морозы. Пролив стал, закованный льдом и прибежали с кубанских плавней. Извели их. Опасно. Люди. Туристы. Радуются. Дышат, глубоко и с радостью. А тут волки.
Откуда прибыли шакалы?
Вселились в души людей?
– Ванга! Помоги. Расскажи. Расскажи как их извести.
Срубили. Спилили и утащили шакалы. Такое! Такое дерево. Чудо Дерево.
Читал дед, что те, кто любят опустошать чужие карманы и кошельки, в следующем воплощении родятся с шестью пальцами на руках.
А.
В деревушке, Счастливцево, помнится, жила была семья. Так и родители, и дети были шестипалые. Существовали, а не проживали, как то обособленно. Они, и к ним почти никто никогда, даже соседи, не приходили. Не общались…
Было же такое.
… А у нас, 1947 год, в Молочанском детском доме, жил и учился с нами был малый, во втором классе, так у него были руки,– крюки. Одна кисть правой руки- все пять пальцев, и ноготки, как у всех, а ладонь вся в кожаном мешочке, как в целлофане. Вторая рука…страшно было смотреть, один большой палец – ладонь и один ноготь. Как у великана.
Видимо родители отказались. Правда, это были сороковые годы после войны. Но, в школу обычную, ходил вместе с нами детдомовскими, ручку держал двумя ладошками и мог писать. Ручку с пером, уточка называлась, окунал в чернильницу, как и мы все. Каково было ему? И относились к нему, как и ко всем. Правда, ребята жалели его, всегда угощали кукурузой или сахарной свеклой, которую находили, после того как колхозное стадо кормилец коровок, после сбора урожая, очищали, они тоже любили сахарную свеклу.