Сказания о недосказанном Том II
Шрифт:
В столовой, ложку держал двумя руками. Вот. Вот такое было.
А каково ему.
Что творил в прошлом воплощении. Чем можно было заработать такое?
… Наказание или награда, – неотвратимы!!!
Заработал,– получай.
Слёзы радости,
Или горечь со слезами.
Читал в мудрых книгах, что эта земная жизнь и это воплощение – гонорар или пощёчина ежовой рукавицей…за ту жизнь, того воплощения. Как ты её прожил и что хорошего творил или вытворял тогда.
А шакалы – черви древесные, шестизубые короеды, и ещё хуже,– точильщики, которые жрут, грызут и живое дерево и стволы
Господи, ты прав, что это правда.
*
Плакала Маша,
Как лес вырубали.
Ей и теперь его жалко до слёз.
Землячка
Воскресенье. За окном метёт, воет, свистит. Ветер запутался в проводах.
У меня в мастерской на окне стоят сочные зелёные кактусы и один сияющий красным арбузом цветок. Им нипочём непогода. Здесь тепло и уютно.
У огромного дома, большого города, растёт белая акация моя милая южная землячка. Она ещё совсем молоденькая. Тонкий ствол, тоненькие, зелёные, с колючками веточки и изумрудные листочки.
Весной она вдруг зацвела. Белые гроздья цветов душистых, наших южных. И она, совсем взрослая, стояла, радовалась своей первой весне, первым своим цветам, своей повзрослевшей весне, своей взрослой поры. Теперь она уже не деревце, а дерево. Осенью созреют семена, и тогда появятся ещё маленькие акации, выросшие здесь, в центре России.
Осени для неё не было. Было лето. Ведь у нас на Юге только наступает осень, а здесь уже холодно. Она верила. Будет ещё осень и листья высохнут, пожелтеют и слетят, шурша, с веток. Но вот она уже наступила, а листья не пожелтели, не высохли, висят, крепко держась за ветки – зелёные, крепкие, листья.
Здесь много воды, но не так, как там, на Родине, на Юге. И вот стоит, гнётся на ветру с зелёной кроной. А листья, живые, трепещут от ветра… Холодно шепчут… холодно, тоскуют по тёплым крымским дням. По особому запаху моря…
Когда деревце было совсем маленьким, оно было дома, на юге. И там бывает зима, снег, морозы. Но вдруг выглянет солнышко, пригреет. Снег быстро сходит, впитывает сухая земля живительную влагу. Радуется. Она в степном районе всегда сухая. Лужи. Их там не бывает – не увидишь. Уйдёт в землю водичка, зазеленеет травка на пригорках. И за сараем уже куры купаются в пыли. Лежат, греются, подсыпают свежей тёплой землицы то под одно крылышко, то под другое. Летом смотришь: по стене бегут красные «божьи коровки», «солдатики». Они тоже замирали на стенке, на солнышке, их красные в чёрных пятнышках спинки гладили тёплые ладони Солнышка.
Уходило Солнце. Пряталось за тучи. Начинались затяжные нудные дожди… День, два, неделю. Свистел ветер, крепчал мороз. Но не страшен был холод. Все были согреты Светилом. Оно было внутри них – божьих коровок, кур. Стены дышали теплом. Земля хранила ещё тепло. И ей, акации, тоже не было холодно, как здесь. Как сейчас…
Потом деревце выкопали, привезли сюда. Здесь было так много воды, зелени. Пригорки, поляны – всюду цветы, а у нас они выгорают летом…
Речушки-ручейки пересыхали.
А весной первый раз увидала половодье – очищающее
После большой воды, пригревало Солнышко. Наступала весна…
Но теперь зелёные пригорки не радовали акацию. Они были холодные и сырые. Там, на Юге, горы скалистые, камни, песок. Они были тёплые. Люди на них сидели, отдыхали, даже спали ночью. За день так нагревались, прогревались Солнышком, что и ночью от них шли невидимые тёплые лучики…
Деревце вспомнило, как среди зимы приехал художник с этюдником. Долго стоял и смотрел. Потом смеялся с воробьёв, когда они учинили разбой. Воробьи барахтались в пыли, отчаянно чирикали, клевали друг друга. Кто прав, а кто виноват – не понять: игра это была или борьба.
Он стоял и корил их: «Глупые вы, глупые. Вам – то ещё ссориться? Что не поделили?». Он, махнул ладонями, похлопал, кышикнул на них – улетели.
Потом уселся на землю. Сидел долго, не шевелясь, позабыв, видимо, об этюднике. Смотрел на греющихся красных «солдатиков». Трогал пальцами лопухи и гладил мохнатые, зелёные, серебристые, мягкие листочки «заячьего ушка».
Видимо, и он, художник соскучился по крымскому Солнышку… Лицо его было бледным, совсем незагорелым. Видно, только приехал. Его родина на юге. И он долго сидел, грелся на солнышке с красными «солдатиками», у тёплой стенки.
… А деревце гнулось от ветра.
Холодно.
Сбросить бы листья.
Ветер не трепал бы так, было бы легче. Живые они ещё. Крепко приросли к веткам. Не хотят раньше времени умирать. Рано. Вот все вместе и держатся, тянут свои веточки-руки к Югу. Они ещё помнят, что родились там. Их тянет туда, и они шепчут:
– Домой.
Домой.
Тепла.
Тепла.
Кара
Был яркий солнечный день.
Было радостное солнечное настроение.
Было и такое – само солнышко улыбалось.
Бескрайнее море – поля подсолнечника и огромные головки солнышка – подсолнечника, поворачивались и пили от него – светила, живительные лучики. Вечером, Оно уходило за поля, пахнущие мёдом, и совсем пряталось на целую ночь в море, тоже тёплом и радостном.
Ребятишки только тогда покидали с тоской, непонятной ещё их блестящим, белым макушкам, выгоревшим и побелевшим от солнышка, покидали этот подсолнечный лес.
Они целыми днями бродили в этом, как им тогда виделось – по дремучему бору. Приходили в дом, вносили с собой ореол запахов лохматых шмелей и пчёл, которые трудились там, где царил запах пыльцы и мёда. Тогда они этого не знали и не ведали. Просто сами были этой частицей, рая на земле, которого ещё и не осознавали. Им было хорошо. Солнышко – подсолнышко, с ними, и в них самих.
… И как же оно ещё долго будет их согревать…
Годами.
…До самых побелевших, но уже не от солнечных лучей, белых, волос, гладить их головы.
…Как, в те далёкие годы…
Ладонь мамы.
Это было его детство.
Там,
Теперь в далёком Крыму.
*
А сейчас, белая блестящая макушка, с остатками, уже совершенно седых волос, сверкает на солнышке. Оно не то, южное, зябким, потягивает от Финского залива.
Крайняя граница родной страны. Но, северная.