Сказания о недосказанном Том II
Шрифт:
… Вытащили его тяжёлого, заилённого, без веток, один ствол. Ручьями стекали с него потоки радости. Они сверкали на солнышке, переливаясь бликами граней, горного хрусталя, слезами матери, у которой прошла кризисная ночь больного ребёнка…
Он лежал и плакал, он плакал и смеялся. И, теперь видел, как рядом, совсем близко, падали деревья и его сородичи дубы. И совсем ещё маленькие, дубки. Совсем молодые.
Вот спилили трухлявые старые липы. Они все сгорят, но принесут людям последнее, что смогут.
Тепло.
Потом снова лягут в землю. И, и новая жизнь, зелёная травка, листья, щебет птиц. А может,
Пошли дни. Побежали. Полетели…
Ствол лежал в тени. Просох. Согрелся.
Пришли мужики. И, и, пошло дело, пошлаа работа.
Долго ходили, смотрели, выбирали какие – то особые спилы. А один, глазастый, смотрел и отбирал – метил торцы спилов. Потом колол на тонкие плашечки – дощечки, долго рубил маленьким топориком, заворачивал в брезент и прятал в рюкзак. Все заготовки лежали в подвале, потом перекочевали в подпол, а сам мастер работал на дворе, в холодочке, в тени большой могучей липы. Он брал дощечку, долго строгал, шлифовал её, покрывал каким – то составом, а дощечки были уже почти сухими. Готовые плашки заворачивал в тряпочку. И в свой рюкзак. Вот мастер выбрал самую широкую и толстую, долго её шлифовал и вот она, скорее это был по цвету и окрасу – агат. То тёплый как дерево и почти прозрачный как агат. Края дощечки тёмные, почти фиолетовые. Необычный цвет для дерева, и дальше чёрный с коричневатыми прожилками, но полоски круглые, годовые кольца просвечивали и мерцали как лунный камень, со звёздочками. Но у агата линии ломаные, как грани кристаллов.
Дальше мастер работал штихелями, стамесками, карандашом. И вот она, дощечка, но уже сказка – Птица Сирин, а её головка, оперение, сверкает перламутром, серебром и камни. Птица – сказка в его понимании – голова девицы – красавицы, а остальное птица. Чем – то, таинственным, перекликается со сказочной царевной Лебедь, художника Врубеля.
Бусы, ожерелья – в красных кораллах, оправа – касты – серебро. Хвост, ну совсем цветок, в центре цветка, агат, как серебро и филигрань. И ещё камень – агат, прозрачно – дымчатый, на пять сторон гранёный. Сквозь него и дуб сверкает своими звёздочками, но сверкает, светится сквозь туман. Буд то туман на лугу, и кони – стригунки в ночном. А хвост птицы: чудо и есть чудо – яблоки райские растут и птицы жары ходят по саду, вокруг темень – глаз коли, а они ночью только гуляют. Яблоки ночью горят, как Крымские маки, весной, видишь, кораллы красные вставлены.
А деревенский мастер Василий, говорит.
– Вы удивляетесь моей работе? Вот скажи сработано. Что моя табуретка или стол?! А ещё он, мастер, художник говорил, что у них, ну там где он живёт, все дома, наличники, ставни, донце на прялках, так везде эти птицы. Говорят это птица счастья, она дому,– хозяевам удачу, прибыль готовит и приносит на крыльях радости. А кому оно лишнее счастье?
– Красота то какая.
– Может оно, счастье в этом – в красоте?! Иш, невидаль гуляет, с яблоками, людей радует. В песне поётся, что на Марсе будут яблони цвести. Видишь, у себя в саду насадили, хотят и на Марсе.
Вот человек выдумщик, на луну летит, а по земле плачется…
Маленькую работу мастер подарил Васильевичу, где жил и работал. И висит она по правую руку от святого угла. Иконы. Рядом фотографии предков. Ушли
Сейчас в музее. Под стеклом. На века.
И вот теперь дуб. Его частица. А может это его душа?!
В обнимку с серебром, агатом, кораллами – живут новой светлой жизнью…
В доме.
Среди людей.
С ними.
Его видят.
Он смотрит.
И вот эти светлые радостные глаза людей.
Эта, новая жизнь. Как в те далёкие столетия земного воплощения.
Корни. Ветви. Ствол – великан. Крона в полнеба. А рядом берёзки, осинки, ёлочки…
… И он, дуб, радуется…
Радость его светит людям.
Солнышку.
Птицам.
Поганкам.
Голос мамонтов
Они стояли долго. Очень долго. А Земля?
… Да что Земля?… Она радовалась, любила мамонтов, согревала их своим живым теплом.
Плечи гигантов держали Землю, черепаха их переносила тихо и незаметно в самые неизведанные дали Вселенной, в этот безбрежный море – океан.
Вода, зеркально спокойная, часто, показывала, свою бушующую грозную круговерть и тогда трудно было что – то увидеть и понять в этой Космической Бесконечности. Но Земля умудрилась – приютила всё то, что потом плавало, ползало, бегало, дышало.
Самые избранные, обрели крылья и, и, полетели,– потом это, стали величать Небесами.
Небом.
Шло Время. Текло Время. Летело Время. Пронеслось Время.
Унеслось…
Родилась. Крепла. Расцвела Атлантида. Сказочная страна. Потом ушла…
Ушла Атлантида.
На дне морском – могущественная, когда то целая цивилизация.
Шло Время.
Ушло и то Время. Почернели насквозь дворцы, от зла и злобы людской, и только каменные Атланты, руками ваятелей, вдохнувшими Им вторую жизнь, грустно смотрят, как бегают, суетятся их потомки. Трудно, им Атлантам. Устали руки. Превратились в подпорки, колонны, капители, контрфорсы…
Смог городов проливает слёзы кислотными дождями, долгих, нудных, затяжных. Превращает в прах и живое и каменное. А сейчас перепутаны и времена года…
И плачет дождь слезами матери…
Это они, Атланты плачут. Это их слёзы, о той, прошедшей и ушедшей жизни. О том могуществе, но, увы, прошлом…
И где Атлантида?
Куда ушли…Мамонты?…
Упало Небо. Уплыли в небытие мамонты. Нет. Они уснули. Укрылись ледяным саваном Земли – Матушки. Придёт их Время. Вздохнут. Скажут… а вот и мы.
Небо спустилось, бродит туманом, нудными затяжными дождями, где и лето потерялось в промозглости, а зима рыдает кислотными, смоговыми дождями. Были же когда-то лютые, морозные и светлые зимние дни. И, лето ясное, солнечное, тёплое, ласковое. Всё шло тогда своим чередом.
Мамонты, где Вы?
Слоны взяли Землю на свои плечи. Плавает по океанской глади Черепаха. Уже не так крепко слоны – мамонты держат на своих могучих спинах Землю. Колышется. Теряет равновесие Земля-Матушка. Те сказочные исполины, мудрые слоны ещё ходят по Земле. Радуют нас.