Сказка для старших
Шрифт:
— Тут — врет, — сказал Монах уверенно. — Чего ее искать? Апостол говорит: "Непрестанно молитесь…" Вот тебе и мера.
љ
Митька полюбил Мишку. Сашу он глубоко уважал за серьезность и немыслимое сочетание крутизны с мягкостью и деликатностью. А Мишку просто полюбил. В обыденной жизни, не сопряженной с опасностью, Мишка оказался пушистым как котенок. Хотелось взять его на колени и погладить по голове. Теперь словосочетание "ангел смерти" стало Митьке понятнее. Когда не надо никого калечить и убивать — Мишка был просто ангелом —
Оказалось, что Мишка никакой омерты знать не знает и знать не желает.
— Чепуха! — заявил он. — Почему это я обязан от кого-то что-то скрывать? И не подумаю!
До разговора с Антоном, Митька был бы шокирован таким заявлением, но теперь душа "ангела смерти" лежала пред Митькой как на ладони.
— Хорошо тебе, — сказал Митька. — Ты в школу не ходишь. А если бы ходил, пришлось бы тебе воевать против всей школы.
— Вот еще, — сказал Мишка. — Я бы сбежал.
— А если бы папа отдал тебя в школу?
— Не отдал бы.
— Почему?
— Потому что это — предательство.
— Ну, а если?…
Мишка нахмурился и не ответил. Биться против всей школы ему не казалось делом простым. Тем более рассуждать о предательстве. Со школой он не сочетался в принципе, как, скажем, тигренок. Тигренок в школе — это добром кончится не может. Конечно, он кого-то поцарапает и покусает. Но уж точно — замучат, затравят.
Впрочем, если рассуждать всерьез, Митьке было нетрудно представить, что в случае чего Саня сделался бы «крышей» для своего брата. На роль «крыши» он подходил как нельзя лучше. Скорее всего, Сашке в школе бы и драться не пришлось… почти. И Мишка мог бы по его прикрытием игнорировать любые законы. Если бы только сам Сашка не стал сторонником «омерты». Что-то подсказывало Митьке, что Саня-то как раз мог бы стать даже и ревнителем омерты. А чего ему? Папочка научил его как играть в игры — и выигрывать.
Вот если бы Саню тоже отдали в школу еще в раннем детстве — еще вопрос, чему бы он там научился. Но Джекки Чана из него точно бы не вышло. И крышей для Мишки он бы при всем желании быть не смог. И пришлось бы Мишке играть в общие игры. Никто еще от этого не ушел.
И тогда из Мишки бы не вышел никакой ангел, потому что ангелы не играют в игры. Мишка был обучен и натаскан ни в коем случае не играть ни в какие игры. Он смотрел на мир смертельно серьезно. Любую игру он гасил в зародыше, тут же выводя за рамки правил. Это-то и делало его таким опасным — для врагов.
Однажды Саня подшучивал над братцем в присутствии Мишки.
— Если бы его поставили на ринг, он бы…
— Сбежал, — подсказал Митька.
Мишка улыбнулся и кивнул. Сбегать он любил и умел, и в упор не видел тут ничего зазорного. Пока нет ПРИКАЗА наступать — избегай опасности. Так учил Антон. Сбежал — оставил врага с носом. Пусть бьется со своей тенью. Для Мишки это была как бы победа.
— А если бы его запереть в комнате с противником? — спросил Митька.
— Скинет перчатки и схватит табуретку, — сказал Саня не задумывась.
— А если нет табуретки? Вообще ничего нет. Пустая комната, — настаивал Митька.
— Скинет кроссовку и швырнет
Мишка нахмурился. До него только сейчас дошло, что братец его вышучивает.
— А если промажет?
— Будет бегать по комнате, стараясь, чтобы противник налетел на стену.
— Все. Хватит, — сказал Мишка и ушел. Почуяв возможность конфликта, сбежал, по обыкновению.
— А если все-таки догонят? — продолжал Митька уже из простого любопытства.
— Вывихнет пальцы, выбьет глаза, откусит ухо, оторвет все, что висит, и задушит, — сказал Сашка серьезно. — И на этом кончатся его занятия боксом. Мишке нельзя заниматься боксом.
— А если противник все-таки окажется ловчее?
— Тогда он смирится и станет послушным, — сказал Саня чуть брезгливо. — Впрочем, все равно будет ждать удобного момента.
— Саша, — сказал Митька осторожно. — У меня такое ощущение, что ты не согласен со своим папой. Насчет реального боя.
Саня глянул Митьке в глаза. Подумал, что-то взвесил и сказал вполголоса:
— Не согласен. Не только насчет боя. А вообще…
Помолчал и добавил:
— У него жизнь выходит простой, как лапша. Он не поэт. И хочет, чтобы я тоже всю жизнь питался лапшой.
Бог дает по вере, думал Митька. Если поверить, что даст, то и даст. Но как поверить?
— А как мне поверить, что Бог дает всякому просяшему? — спросил Митька у Монаха.
— Проси — и даст.
— Даже если не буду верить? — уточнил Митька.
— Будешь просить — и получишь.
— Если нет веры — все равно даст? — настаивал Митька.
— Проси неотступно — и получишь, — повторил Монах терепеливо. — Не бросай просить.
— Ладно. Допустим. Но чтобы я не бросил просить, мне все-таки надо верить, что это не бесполезно.
— Ты веришь Евангелию?
— Верю.
— Ну, и все. Там же сказано. "Просите во имя Мое — и приимете."
— Объясните. Своими словами.
— Своими? Ты мне больше веришь, чем евангелистам?
— Нет. Просто хочу понять.
— Что понять?
Митька сказал решительно:
— Да я главного не могу понять: почему Бог ДОЛЖЕН давать просящему? Он же — Бог. Не хочет — не даст. Почему Он должен давать? Он же никому ничего не должен.
— Ничего не должен. Никому. Но когда человек молится — это Сам Бог дает молитву молящемуся. Когда человек молится Богу — это действие Бога. Без Бога, без Его содействия, никто не может молиться Богу.
— Дает молитву молящемуся?… — растерянно повторил Митька.
— Именно так. Если Бог не хочет чего-то дать, то ты и не сможешь просить об этом. Бросишь.
— Не пойму. Почему? Возьму, и попрошу. Скажу: "Господи, дай мне…"
— Если скажешь — значит, Ему угодно что-то дать тебе. Молитва — это признак милости Божией.
— Что-то дать? Что-то? То, что я прошу или что-то другое?
— Не знаю. У слова много разных смыслов. Какие-то следствия твоя молитва непременно вызовет. Даже если человек поминает Бога просто так, всуе — это имеет последствия. Потому что если бы Бог вовсе уклонился от действия — мы бы про Него и не вспомнили. Пойми это: без помощи Самого Бога невозможно помянуть Бога.