Сказка старого эльфийского замка
Шрифт:
Вот какой, Корр уже сказать не мог, поскольку ставший вдруг тесным дублет, попробовать ее не позволил. Ворон честно пытался и даже тот малый дублет расстегнул, но… верх поддержали и штаны. А развязать их, в присутствии все той же молоденькой и трепетной девицы, что почти не уходила от стола, подавая и убирая, он не решился.
А влив в себя под все это дело еще одну кружку того же горячего яблочного пойла, Корр и вовсе понял, что — все! Сил больше ни на что не осталось, даже на тяжелые мысли о главном деле, которые последние дни терзали его и которые он устал отгонять, занимая мозги всем, чем не попадя. Так что, стоило его носу коснуться подушки, хрустнувшей накрахмаленной наволочкой,
Утро же началось для него с криком петуха, который разорялся, кажется, под самым окном. Ощущение было, что только что лег — так коротка показалась ночь без всяких суетных сновидений. Но, как ни странно, чувствовал он себя хорошо, отоспавшись на славу. И предстоящий день, который должен… просто обязан принести решение их проблем, растерянности от своей неопределенности, как давешний, не вызывал.
Быстро ополоснув лицо над тазом, что вместе с приготовленным кувшином воды стояли на подоконнике. Собрал немногие пожитки, раскиданные вечером, где не попадя по комнате, нашел сухие сапоги, сразу за дверью, и отправился вниз.
Но только он утвердился на лавке за одним из столов, как сверху спустился и эльф.
— А тебе чего не спиться? — удивленно спросил его Корр. По его пониманию, тот свое дело сделал и теперь мог дрыхнуть, хоть до самого его возвращения от гномов.
— Да вот думаю, что должен я тебя кое о чем предупредить. Можно, конечно, было и вчера обо всем поговорить, но уж больно сильно трахнуло это их яблочное варево по нашим промороженным мозгам. Все вышибло напрочь, только и мечталось, как бы до постели добраться.
С этим Корр поспорить не мог, вспомнив и свое вчерашнее состояние. Сначала блаженство от окружившего их тепла, потом дикое чувство голода, следом одурение от обжорства и последнее, что всплыло уже, как в тумане, терпкий запах лаванды от чистого белья и… полная темнота следом.
— Там, когда окажешься под Горой, в Претигемме, — меж тем, начал разговор Галуэль, — тебя сразу отвезут к градоправителю. У них порядок такой, всех инородцев через него пропускать. Это Кристлу ты сторону с башней на медальоне показывать станешь, якобы для того, чтоб тебя приняли с распростертыми объятиями. Но ты не обманывайся. Есть одно обстоятельство, о котором тебе старый Хризол… да и никто из гномов никогда не расскажет. Я вот личным опытом о нем проведал. Нравы у гномов, конечно, проще, чем у эльфов при Дворах, и даже потерпимее будут, чем у простых людей. Но, ты знаешь, что они безмерно любят кичиться своим богатством и родом? Так вот к этому прибавь, что те из них, что должность высокую имеют, и этим чваниться обожают. И палки в колеса другим таким же совать не стесняются — эдакое противостояние между властными гномами. А Голдэйские, которые свое ростовщическое дело по всему доступному Миру ведут, однозначно побогаче Морморских будут. Те-то, как правило, все больше с хозяйством городов управляются. Так что, встретит тебя, конечно, Кристл хорошо, в глаза улыбаться станет и раскланиваться, когда узнает, что ты по делу от Эльмерской Семьи к ним нагрянул. Но вот то, что от Хризола пришел, тебе не в руку станется. А по другому-то никак — медальон-то пропускной его, а значит твое дело на Голдейских завязано. И станет он тебе песни петь, что, дескать, подождать надо, к согласованию прийти, установленные порядки соблюсти. А то и мзду с тебя потянет, якобы за ускорение твоего дела.
— Так деньги у меня есть… — вставил было Корр.
— Деньги у него есть, — насмешливо оглядел его эльф, не дав даже мысль высказать, — что-то я при тебе пары лошадок, груженых золотом, не приметил, — а увидев выпученные глаза оборотня, прибалдевшего от размеров такой мзды,
— И что делать?! — испугался Корр, понимая, что сидеть под Горой, пока гномы друг перед другом выжучиваться станут, он никак не может — там девочка его в заключении у сумасшедшего некроманта сидит и для них каждый день дорог. Да что там день?! Каждый час с минутою!
— Во-от, теперь я и перехожу непосредственно к своему совету, который хотел дать. Ты, когда прибудешь в город, выцепи какого пацана по дороге и пошли его к Сапфирону с известием, что ты здесь и с бумагой от Хризола. Да монетку, какую побольше, дай парню. Вот тут уж не скупись.
— А не получится так, что тот и монету возьмет, и дело не сделает? Нашим-то пацанам, мы по окончании деньгу-то платим…
— Это у простых людей такое может быть. А гномы не так воспитываются. При всей свое жадности, они с детства научены договор блюсти, тем более, когда уже заплачено. На этом все их дела стоят — они могут надурить тебя во время торга, но когда по рукам ударено, то тут они — скала, с места не сдвинешь. Это тебе не Лисы — туда-сюда скачущие.
— Да уж, знавали мы такое… — согласился с эльфом Ворон, вспоминая, как он эдакую скалу прошибить пытался зим восемь назад, когда понял, что заказ у гномов его в перерасход вводит. Но распространяться не стал — времени не было. Только спросил, может эльф каким советом поможет и еще в одной проблеме:
— Мне ж не к самому Сапфирону надо, а в архив гномий. А там, Хризол сказал, какая-то странная личность заправляет. Не знаешь, что за человечек такой? Может тоже, какой подъезд особый посоветуешь?
— Вот тут не помогу ничем. Я у них давненько под Горой-то был. Да и архивом никогда не интересовался. Так что в этом деле тебе придется только на Хризоловы слова полагаться.
Ну, раз придется, то положимся… посмотрим, что у них там за персона с придурью заправляет.
А тем временем все та же молоденькая девушка, что и вчера им подавала, уже к утренней трапезе стол накрыла. Сегодня она была прибрана — в свежем платье, сидящем на ней, как положено, и даже в белоснежном фартуке поверх него. А потому, видно, и не смущалась так, как давеча, а улыбалась легко и открыто.
И к тому моменту, когда они закончили разговор, их на столе уже ждалии хлеб свежей выпечки, и ветчина большими кружками, и темная копченая колбаска — маленькими. Горшочек меда и блюдце с маслом коровьим, пустившим слезу. Яиц пяток, сваренных вкрутую, раскатилось меж мисками, а кувшин с горячим взваром парил под потолок, мешая обзору и отвлекая внимание. И в самый последний момент, словно ставя точку в их разглагольствованиях, девица бухнула перед каждым по тарелке крупяной молочной каши.
В общем, как ни крути, а с беседами следовало заканчивать. Потому, как эта простая еда хороша с пылу с жару, а потом каша загустеет, став похожей на глиняную замазку, колбаска заветриет, покрывшись неаппетитной корочкой, а хлебушек зачерствеет, и начнет сыпать колючими крошками. Только яйца те и останутся неизменны на вкус.
Так что мужчины, чтоб не допустить такой беды, взялись за ложки и преступили к трапезе, лишь переглядываясь и соображая, что нужно еще не забыть обговорить.
Собственно, как оказалось, важное было уже все сказано. Так что сразу после трапезы, Корр оделся потеплей, не став отказываться от предложенного хозяином трактира вязанного сюрко из особо теплой шерсти каких-то местных коз, и подался на выход.