Сказка в дом стучится
Шрифт:
Я облизала губы, не зная, за что хвататься. За какую соломинку. И схватилась за свитер, стянула его, согнувшись в три погибели, вместе с футболкой и так и бросила одним комком на пассажирское сиденье.
— Саш, я серьезно сейчас.
Валера остановил мою руку на бретельке бюстгальтера, давно болтающегося отдельно от груди.
— Ты не хочешь секса?
— Очень хочу. Но если тебе некомфортно в шалаше на колёсах, я пойму… И не обижусь. Я… — он скользнул с плеча на шею и вдавил пальцы в кожу так сильно, что та, наверное, побелела. — Боюсь обидеть тебя. Ты для меня все ещё
— А ты не чувствуй, ты действуй.
Его руки вернулись мне на плечи и ушли с них вместе с лишней тряпочкой. Мои же ринулись вниз к пуговице, но наткнулись на чужие пальцы. Чужие? Я, кажется, пускаю их туда, где чужим нет места…
— Саш, не торопись. Займись лучше пуговицами на рубашке. А то они мелкие, их много, задолбаешься пришивать… С одной большой я как-нибудь сам уж потом справлюсь…
— Потом — это когда?
— Когда нацелуюсь с тобой.
Я улыбнулась, и он поймал мою улыбку уже губами. В машине горел верхний свет, но он не имел значения. Я все равно закрыла глаза и справлялась с рубашкой на ощупь. Потом стянула с него майку и выключила на потолке лампу. Белая ночь все никак не желала становиться для нас темной. Пришлось и дальше не открывать глаз. Не хочу ничего видеть. Только чувствовать. Идти напролом, попирая собственные принципы. Нанося сердцу новые раны, которые залечить уже не удастся.
В замкнутом пространстве мы не размыкали объятий и это делало нашу близость ещё более мучительной. Он изучил каждый миллиметр моего рта, а я отыскала на его спине все родинки, проклиная дурацкое желание схватить наждачку и отполировать стойкого оловянного солдатика до блеска. Наше пионерское расстояние сократилось до размера моих сосков, утонувших в завитках рыжеватых волос. Удары сердца доносились лишь из его груди, мое собственное давно провалилось в живот и билось там загнанной птицей.
— Чего ты ждёшь? — вырвалась я из железной хватки поцелуя. — Рассвета? Так у нас же не чум, а шалаш!
Валера стиснул мне щеки с такой силой, чтобы я не могла показать ему язык, не говоря уже о том, чтобы проделать языком словесную эквилибристику.
— Жизнь приучила меня не оставаться в женщинах надолго, — обжег он меня дыханием и своим признанием. — Боюсь, от меня не будет там особого толка. Мне нужно время, чтобы научиться снова получать от этого дела удовольствие, а не просто облегчение. И я не хочу подводить тебя в первый же день… Тьфу, ночь…
Я поймала его пальцы, он сжал мои — горячие и влажные.
— Я не особо требовательна в этом плане… Сказала же, что мне важен антураж…
— Ну с этим же у нас совсем плохо, — скривился Валера.
— С чего это вдруг плохо? Мы в окружении кукол, почти что в сказке! Это не машина, это фургон бродячих артистов…
Валера поймал мою улыбку на палец, поджег ей щеку, затем прорезал след на шее, а когда скользнул к врезавшейся в живот пуговице, я не сумела сдержать стон.
— Мне за тобой не угнаться, сказочница!
Без дополнительных просьб я рухнула головой в куртку, чтобы хватило места поднять ноги и наконец избавиться от последней одежды. Мое тело
— А говорил, что не будешь со мной спать, — выдала я, когда ко мне вернулся дар речи.
— Ты меня не так поняла, — усмехнулся он мне в плечо, даря уже никому не нужный поцелуй.
— Что ещё я не так поняла?
— Это была разминка. Я с тобой не спал. Я, так сказать, застолбил место…
Я дала ему подзатыльник. Точно муху прихлопнула. Да только Валера был не против ещё больше закопаться в моей груди.
— Сашка, ну почему ты обижаешься? — вынырнул он к моему лицу. — Я не умею говорить возвышенно. И на руках могу носить тебя только в прямом смысле этого слова. Но бывают мужики и похуже, поверь мне. Но с ними тоже неплохо живут.
— А я не хочу неплохо: я хочу либо хорошо, либо никак.
— Ну, никак у тебя хорошо получалось все тридцать лет. Может, проблема в тебе?
— Пока она на мне. И я не уверена, что знаю, что с этой проблемой делать.
Валера убрал с меня руку и сел. А потом подтянул и меня. На его плече было мягко и тепло.
— Утро вечера мудренее, так, сказочница? Так говорят твои сказки…
— Можно, конечно, мухоморов нажраться, и тогда проблемы сами собой исчезнут.
— Нет человека, нет проблемы. Ну, и в которой из коробок у тебя мухоморы?
Глава 38 "Бледная поганка"
На нас было б весело посмотреть со стороны. С любой. Голые, мы обложились коробками, пока добрались до заветного контейнера, в котором пряталась корзинка из бересты. В ней лежали всевозможные грибы. Мухоморы оказались на самом дне. На длинной ножке, с красной шляпкой и белыми крапинками из краски. Терёхин покрутил один мухомор между пальцами.
— Проволока?
— Да, поверх немного синтепона, обмотка нитками и только потом уже вафельное полотенце. Из него же юбочка, она не накрахмаленная, это все эффект ПВА. Шляпка из картона, холмик из ваты или наполнителя для мягких игрушек, уже не помню… Короче, мутотень… А это…
Я достала белый гриб.
— Ножка когда-то была баночкой от Актимеля. Я не собиралась их делать. Просто гостила у друзей на даче. Мусор выкидывать трудно, вот и пустили в дело. На пластике пару слоев из папье-маше, за ночь в бане высохли. И в ход пошла белая краска для дверей и старый, найденный в бездонных закромах, мак. Просто обсыпала им влажную краску — получились как бы земелькой присыпанные ножки. Ну, а шляпки такие же… Просто тут я у горлышка использовала ещё гофрированную бумагу для большей реалистичности… Тебе ж все это не интересно, чего слушаешь?