Сказка Востока
Шрифт:
Это Малцаг уже не слушал: другого, кроме как воевать, он не умеет, по правде, и не признает. И это в прежние времена он не представлял, презирал и не верил в воинов-наемников. Но тогда он защищал свою землю, свой народ, и была у него святая идея, он турпалхо — герой. А здесь, в этих знойных песках, какая может быть идея, если не заработать на жизнь, на семью? А Шадома? Он должен ее найти. А Тамерлан? Он должен ему отомстить. А пока наемник-мамлюк — это лучше, чем пленник-раб. И главное, он в своей стихии, он привык лишь к ратным делам.
В порт Бейрута прибыли на рассвете. Эмир Хаджиб предупредил, чтобы на берег никто не сходил. Сам в сопровождении нескольких мамлюков покинул корабль.
— Информация противоречивая, ждем два-три дня. За это время решай свои дела.
Оставив женщин и детей на корабле, Сакрел и Малцаг пошли в город. Оказывается, в молодости Сакрел учился медицине в этом городе. После очередного нападения крестоносцев он попал в плен. Как врача его вели в Константинополь, но он угодил в Измир и там провел более тридцати лет в неволе. За это время Бейрут сильно изменился. Город не раз переходил из рук крестоносцев в руки мамлюков. Теперь Сакрел и город не узнает, и никого из родных и знакомых найти не может: кого уже нет, кто, как он, в рабстве сгинул, кто переехал в другие края. В самом городе вроде спокойно, да все боятся смуты. Кругом слух: султана мамлюков убили, в Каире дворцовый переворот. Что будет дальше — никто не знает. Словом, в городе чувствуется волнение и напряженность.
Сошедшим на берег не до политики, их цель — оценить драгоценности. С этой целью они шли на главный пункт любого города Востока — базар, как Сакрел, кого-то узнав, остановился.
— Боже мой! — произнес он. — Все изменилось, даже город, но только не он, — с этими словами доктор бросился навстречу одному старику.
Малцаг не понимал их языка, лишь увидел, как старик пустил слезу, обнял нежно Сакрела и поцеловал в лоб.
Дальше все было как во сне. Старик их привел в свой дом — мрачное, старое каменное здание, во дворе которого чернокожие охранники.
— Пока мы остановимся здесь, — сообщил Сакрел кавказцу. — Пойдем, приведем детей. — Они уже были на улице, и доктор осматривался, запоминая местность: — Это местный богатей, ювелир. Ты смотри, даже не изменился.
— Так что ты ему наши вещи не показал? — возмутился Малцаг.
— О! — очнулся доктор, пропал за калиткой, очень долго отсутствовал, а вышел бледный, аж вспотел.
— Ну что? Неужто подделки? — озабочен Малцаг.
— Нет, — вдаль устремлен взгляд доктора. — Говорит, за одну только брошь мы можем полквартала здесь купить.
Свадьбы и никаких торжеств не было. По протекции ювелира, рядом с ним, скорее всего, это был его участок, приобрели небольшой надел с тенистым двориком, напоминающим Измир, и два отдельных домика — для семьи Сакрела и молодоженов.
Как наемник, Малцаг каждый вечер обязан отмечаться на корабле. Простояли в Бейруте не два-три дня, а уже две недели, свыклись с миром, уютом, семьей и, все печальней думая о расставании, Сакрел как-то предложил:
— Давай выкупим тебя, я у ювелира одолжу.
На что Малцаг ничего не ответил, а в душе противоречивая страсть: Седа — почти подросток, и только с ней он может на родном поговорить, и как ее одну, пусть даже под присмотром Сакрела, оставить? Вместе с тем он дал слово служить, за счет этого вольготно живет и потому исправно каждый вечер на корабль ходит. А тут на рассвете за ним мамлюки пришли, зовут, значит следили.
У эмира Хаджиба от беспробудной пьянки мешки под глазами, лицом опух, совсем почернел, угрюм.
— Малцаг, — прохрипел эмир, — случилось самое ужасное, — он отпил из кувшина кумыс. — Для равенства сил у мамлюков традиция — если султан бурджит, то есть кавказец, то его первый визирь бахрит, то есть азиат, тюрок Катмос. Оказывается, к Катмосу подлый Тамерлан подослал людей.
— У-у, — простонал Малцаг, услышав
— Что с тобой? — бессочувственно спросил эмир и, видя, что Малцаг молчит, продолжил: — Так вот, Катмос во время охоты убил султана и занял трон. Фарадж из Каира бежал, вокруг него собрались люди, верные его отцу.
— Это только кавказцы? — уже оценивает ситуацию Малцаг.
— Нет, при власти нет этнических привилегий, хотя кавказцы, в отличие от нас, турок, очень поддерживают друг друга. Но сейчас это не в счет, мамлюки разделились по расчету. На днях был под Каиром бой. Фарадж проиграл, бежал. Где моя семья — я не знаю. Сегодня отходим на юг, в Египет, — теперь эмир исподлобья уставился на Малцага: — Теперь в твоих услугах вроде нужды нет… ты от меня свободен.
— Значит, — медленно произнес Малцаг, — я должен все вернуть?
— Нет, — твердо сказал мамлюк, — ты это заслужил. А теперь делай что хочешь, — разливая кумыс по усам, эмир сделал несколько глотков, тяжело встал, давая понять, что разговор окончен.
Однако последние слова мамлюка, а главное, то, что Тамерлан и сюда проник, сильно задели чувства Малцага, и он, тронув Хаджиба за рукав, спросил:
— А ты что намерен делать?
— Гм, — кашлянул эмир, — у меня выбора нет, буду искать Фараджа.
— А Фарадж? — не отставал кавказец.
— У него тем более выбора нет: либо трон, либо смерть.
— Я иду с тобой, — выпалил кавказец.
Этот день эмир дал Малцагу на прощание с близкими, а вечером их корабль взял курс на юг, на Египет. Видно, Хаджиб кое-что в Бейруте предпринял: на борту много новых военных и еще каких-то, по всей видимости, очень богатых и влиятельных людей, и все озабочены, задумчивы, грустны; смена власти — для кого-то надежда, взлет, мечта, а для кого-то банкротство, забвение, гибель. Это жизнь, это закономерный, объективный исторический процесс, движение, которое мы пытаемся подсмотреть, понять, уловить, но оно, как время, неуловимо и потому во многом непонятно, да это нас не остановит, и мы вновь и вновь пытаемся заглянуть назад, чтобы идти вперед.
* * *
Историческая наука гласит: чтобы стало возможно общение между людьми, необходимо что-либо общее между ними. Это общее возможно при двух условиях: когда люди понимают друг друга и когда нуждаются друг в друге, чувствуют потребность один в другом.
Видимо, исходя из этого, Малцаг, или, как его стали здесь называть, «Красный Малцаг», был принят мамлюками в Египте с распростертыми объятиями, как герой. Ибо почти что все действующее в армии мамлюков воинство попало в местное рабство из разных стран в результате нашествия Тимура, и Тимур был общий враг этих людей, а этому врагу, как и в любой сказке и в любом повествовании, должен противостоять достойный соперник — некий герой-нарт. И этим героем, помимо воли самого Малцага, стал именно он, потому что все знали, а со временем и в далеких краях совсем идеализировали и мифологизировали образ героя, который в неравной схватке на Тереке сумел истребить сотни охранников-варваров и вплотную подошел к самому Повелителю, — оставался один взмах сабли, вроде бы смертельный и решительный, был нанесен, но какие-то дьявольские силы, что по жизни сопровождают Тимура, отвели в сторону богатырский удар, и клинок прошелся справа — по-божески праведной стороне захватчика. С тех пор у Тимура правая рука не сгибается, так что он, как все неверные, левой рукой кал подмывает, ею же ест, и правая нога стала хромой. И теперь по-персидски он Тимур-ленг, а в Передней Азии и на Ближнем Востоке, где наряду с арабским еще господствует латиница и греческий, он стал называться Тамерлан.