Сказковорот

Михеев Геннадий Александрович

– Принимайте работу, мадам-хозяйка!

Посмотрела Яга, принюхалась и говорит:

– Ладно.

– Да што ладно? Вы бы что ли, тужур-бонжур, умишко-то мой вернули... а?

– Да ты и не заметил, дружок. Ум твой в печи лежал. Сам себе ты его на место и водрузил.

Причувствовался Вася к себя: кажись и впрямь с умом он теперь! По крайней мере, ветру в башке уже не ощущается.

– Аревуар. А на что вам мой ум был?

– Старая история. Родители твои покойные уж очень друг дружку кохали, прям как голубки парувались. Мне завидно стало, и я наказала их тем, что у чада ихнего -- у тебя, то есть -- умишко и умыкнула.

Мечтали они, чтоб стал ты прохфессором, а ты рос дуб дубом. Вот печаль их и съела. Все думают: от ума горе, а по жизни выходит -- горе от обезумения...

...Меж тем прекрасная Елена включила свое тысячелетиями испытанное оружие: способность лишать рассудка мужчин. Среди банды Спрутовой нашлись такие, кто глаз на красавицу положил. И стали самцы промеж собою соперничать, токовища устраивать, до разлада и драчки дошло, короче, полный шерше ля фам. Очень плохое дело, когда в мужском коллективе женщина: к примеру, моряки это слишком знают, а что уж тут говорить о разбойниках. Спрут уж не в силах предотвратить разложение коллективово, думает: то ли погубить Елену, то ли взад отпустить, а может и насильно на себе оженить. Короче, красота -- страшная силища...

...Прощается Вася-качок с Бабой Ягою. Та напоследок шепчет томно:

– Да ты хотя б поцелуй меня напоследок, молодец-красавец...

– Можно, напоследок -- не грех.

И слился Вася-качок с Бабою Ягой во французском поцелуе...

Попрощавшись с Ягой, двинулся Вася на гору разбойничью. К тому времени подтянулись из города его друзья-качки. Вида все внушительного, с дубинами, кастетами да нунчаками. Навстречу им с горы бандиты спускаются -- тоже облика свирепого, да еще и с арсеналом. Чует вся тварь земная, небесная и водная: битва грядет -- и разбежались-разлетелись-расплылись по дуплам да норам. Во главе двух войск -- командиры. Спрут уже знает, что Вася ум себе вернул, отчего нервничает.

Узнал Вася-качок в Спруте того горбуна, что предлагал ему соединить ум Спрутов с силою Васиной. Не удивился, ибо теперь умным стал, только мысль шальная пролетела: а ведь два ума -- лучше одного! Тем более что силу можно соединить еще и с коварством... Но погасил Вася в себе искушение, к атаману подходит и говорит:

– Уходи отсель со своею бандою восвояси, а прекрасную Елену взад вертай.

– Какой ты бойкий.
– Отвечает Спрут.
– Смотри, от благородства не лопни.

– Так не уйдешь, значит...

– Нет. Это мой город.

– Нет. И мой -- тоже. Давай сферы влияния делить.

Как вы поняли, битва плавно перетекла в стрелку. Согласился злодей. Впрягся Вася-качок в соху -- и давай межу буронить. Тащит, тащит, аж вал земляной вздымается. А рядом горбун прыткает, направления сверяет. Дотащил Вася соху до болота, Спрут и говорит:

– Вася, давай болото обойдем... зыбко!

– Не, не зыбко!
– Отвечает богатырь.
– Поперли дальше, р-русские не сворачивают!

Надо же, думает Спрут, кажись Баба Яга наколола парня, никакого ума ему не отдала...

Поперли в болото. И тут Вася как схватит горбуна - и мордою его в тину. Так и утопил. Увидали то разбойники Спрутовы и разбежались кто куда.

Героем возвращается богатырь в город. Цветами его встречают, а женщины в воздух чепчики бросают, и еще кое-что.

– Василий!
– Торжественно заявляет голова городской.
– Ты такой молодец, прям как огурец. Бери в награду самое мое дорогое: дочурку ненаглядную.

Елена что-то

скуксилась, хотя и промолчала. И только свою Крохотку поглаживает. Крыса то ж льнет ко всем местам красавицы.

– Не.
– Отвечает Вася-качок.
– Мне рано еще. Тем паче не люблю я амбрэ грызунов хвостатых. Я лучше поступлю в какой-нибудь университет, всякому уму упражнение надобно.

И город зажил без Спрутова ига. Но черный столб с площади горожане почему-то не убрали. Вчерась были Спрутовы, сегодня -- Васины, а завтра еще неизвестно какие. По крайней мере, и теперь кто-то все ходит по ларькам да рэкет собирает.

...Когда двенадцатая сказка истекла, выяснилось: водяра уговорена, а в голове какое-то упокоение. Между тем, ночь еще полнится мглою, а вот дрова -- йок. Дабы не остаться в темноте, Слава начал поддерживать огонь рукописью. При каждом акте предания в жертву богине Агни очередного листочка странник приговаривал:

– Так значит, ты утверждаешь, что рукописи не горят?.. Не горят, говоришь... Это тебе за "шестерку Функеля", друж-жок!

Что возьмешь с бухого человека. Когда догорел последний листок, слава умиротворенно заснул.

Очнулся странник уже когда Солнце уверенно лучилось в оконные глазницы. Пели птицы -- как будто чары снялись. Всем Функелевым существом овладело странное чувство очищения. Правда, голова побаливала, а похмелиться нечем. Странник не удивился, обнаружив, что дыра обнажилась вновь.

– Думаешь, полезу.
– Слава говорил тоном ментора: - А я уже там у тебя всё нашел. Всё!

Функель картинно, как будто он неприступная красавица, развернулся - и стал горделиво удаляться прочь. Да и в конце концов, когда ничего не ясно ? все ясно.

СМЕРТЬ

...И снова этот утопающий в цветах поселок пустопорожней волости. На выгоне Слава увидел кавалькаду из людей, человек, наверное, двести. После сосредоточенного уединения -- людское море. Человекообразные брели понуро, будто на убой; изначально Функель хотел даже скрыться в зеленке, представив, что поселок захватил карательный отряд, теперь ведущий народонаселение на заклание. Через несколько мгновений вернулся в реальность, обругав себя за психологию зайца.