Скитники
Шрифт:
Подполковник слушал, одобрительно кивая головой:
– А что, занятный план. Щеки – западня надежная, ни один не уйдет. Сколько отсюда до ущелья?
– Верст семь, не боле.
– Всего-то два часа ходу! – от радости приободренный Лосев даже звонко щелкнул пальцами и, повернувшись к штабс-капитану, приказал:
– Отправьте казаков обследовать дорогу в обе стороны. Да потщательней!
*
В ожидании скорого боя люди были возбуждены. Все горели желанием отомстить за убитых соратников. Шалый, с любовью поглаживая смазанный и начищенный пулемет, даже балагурил. Дубов слушал с улыбкой и заправлял патронами
Вот на стальных гранях штыков блеснуло выглянувшее в разрыв черногрудых туч солнце, и на дороге показались первые верховые отряда красных. Разговоры в засаде прекратились сами собой. Лица стали серьезны, сосредоточенны, в глазах твердая решимость. Тихо, только ветерок слегка шелестит в кудрях кедров и негромко кокают-переговариваются сидящие на березах тетерева.
Увидев стоящие в беспорядке подводы и лежащих в траве убитых казаков, красноармейцы остановили лошадей, сдернули с плеч винтовки. Поглядывая на нависшие скалы, двое направились к обозу. По их настороженности было заметно, что они почувствовали опасность. Оставшиеся с напряжением наблюдали. Вот красноармеец подъехал к «телу» казака и слегка свесился с лошади. В этот момент Лосев рявкнул:
– Огонь!
Скалы ответили на команду звонким треском пулеметов и сухими щелчками винтовок. Стреляли почти без промаха, по заранее выбранным целям. Тиньков поймал в прицел автомата обезображенное страхом лицо Хохлова. Выпущенной очередью голову предателя буквально разнесло на части.
Подсохшая земля от пуль покрылась клубками пыли. Красноармейцы попытались развернуть пулеметы вверх, но один за другим, взмахивая руками, валились на землю. Некоторые успели укрыться от смертоносных струй за камни и стали осторожно, но метко отстреливаться. Вот затих, даже не вскрикнув, казак рядом с Лосевым. Помянул недобрым словом матушку раненный в плечо Шалый. Пули все чаще цвинькали по камням.
– Гранаты! Кидайте гранаты! – скомандовал подполковник и, сняв чеку, метнул свою. Прогремели один за другим взрывы, и в ущелье установилась нереальная после пальбы и оглушительного грохота тишина, нарушаемая только ржанием нескольких уцелевших лошадей. Они никак не могли успокоиться и ошалело метались среди трупов и повозок.
Из донесения, найденного в документах одного из убитых, по всей видимости командира, узнали потрясшую их новость: повстанческая армия корнета Коробейникова разгромлена. Из Якутска в Охотск направлены два красных эскадрона, и начальнику Аллах-Юньской заставы Ивару Райнису приказано в кратчайшие сроки очистить закрепленный за ними участок тракта от остатков белых.
*
Лосеву, лично руководившему боем и пролежавшему на холодных камнях не меньше часа, на следующий день стало совсем худо. Ротмистр убедил его забраться в крытую подводу и заботливо укутал полушубками. Но подполковника знобило даже под овчиной. Когда приступ лихорадки ослабевал, Лосев в мыслях возвращался к неожиданному известию о разгроме трехтысячной повстанческой армии корнета Коробейникова.
Как могло такое случиться и откуда у красных взялись силы? В Охотске отважный корнет успел стать кумиром горожан. Еще бы – всего лишь корнет, а собрал такое крупное соединение и освободил от красных почти всю Якутию! Рассказывали, что поначалу у него был небольшой отряд, состоявший из одних кадетов и юнкеров. Разбив летом 1921 года красных на Мае, они захватили сорок тысяч пудов провианта и боеприпасов. Это позволило ему принять новых добровольцев и в короткий срок стать значительной военной силой. За несколько месяцев вся область перешла под контроль их армии. Красные удержались только
Весной 1922 года в Охотск пришла радиограмма от Коробейникова: «Уничтожен арьергард красного экспедиционного корпуса, идущий из Иркутска на подмогу большевикам. Для их окончательного разгрома просим прийти на помощь всех сторонников монархии».
Полковник Степанов, царствие ему небесное, и он – Лосев, откликнулись первыми: честь офицера не позволила им сидеть сложа руки. Собрав добровольцев, они спешно вышли в Якутск, и на тебе: отряд уничтожен, а сама повстанческая армия уже не существует. Научилась солдатня воевать… Ничего, Пепеляев скоро задаст красным перцу! Сильный командир. Не проиграл ни одного боя, а сколько блистательных побед! И пуля его не берет – будто заговоренный. Вон как Пермь в 1918 году с ним взяли – почти без потерь. Тогда для армии Колчака открылась дорога на Москву. К сожалению, в это время по всей Сибири усилились бунты крестьян, рушился пораженный коррупцией интендантов и зверствами черносотенцев тыл. Учитывая эти обстоятельства, адмирал так и не решился пойти на первопрестольную…
Оживление в голове колонны отвлекло Лосева от воспоминаний: обоз вышел к реке Юдоме. Два дня ушло на то, чтобы напилить сухостоин, связать из них плоты. Низкое, серое небо, видимо жалея путников, так и не распахнуло свои затворы для дождя. Даже напротив – снопы солнечных лучей временами пробивались в узкие разрывы туч и подбадривали ратников своим радостным светом.
До Усть-Юдомы, откуда начинался сухопутный переход на Аянский тракт, сплавились без происшествий, с единственной потерей – на мощном прижиме один из плотов вздыбило и в воду сорвались два ящика с патронами.
Вскоре после того как отряд Лосева добрался до села Усть-Миле, стоящего прямо на тракте, из Аяна прискакали братья Сивцовы, хозяева самых крупных табунов в округе. Они были в приподнятом настроении: дружина Пепеляева уже десантировалась с двух пароходов и готовится выступить на Якутск. Им помогают обиженные купцы, кулаки, тойоны, возмущенные принудительной кооперацией оленеводы и почуявшие возможность прийти к власти эсеры.
Перед братьями была поставлена задача: до подхода пепеляевцев собрать в Усть-Миле табун из двухсот верховых лошадей с упряжью для кавалерийских эскадронов (оленей в дружине достаточно – тунгусы дали) и еще успеть развезти по трактовым станциям фураж, попутно скупая зимнюю одежду – полушубки, малицы, унты.
«И в самом деле все устраивается, – воспрял духом подполковник. – Хозяйка в тесто кладет не много дрожжей, а оно вздымается. Так и дружина генерала по дороге еще обрастет сторонниками и, как уже на Руси не раз бывало, превратится в непобедимое народное ополчение. С Пепеляевым мы всех одолеем!»
У ЭВЕНКОВ
У Корнея с Дарьей подрастало двое справных, работящих сыновей: Изосим и Паша. Старшему, Изосиму, шел четырнадцатый год, а младшему минуло восемь.
Когда дед Елисей с бабкой Ольгой ударялись в воспоминания о жизни в стойбище, в котором бабка выросла, а чуть живой от страшного обморожения дед, тогда молодой парень, впервые увидел ее, Изосим весь преображался: затаив дыхание слушал, боясь пропустить хоть слово. Он давно грезил попасть в те места и увидеть своими глазами кочевой быт оленных эвенков. Его волновало все новое. Таким уж уродился по божьему замыслу.
Изосим стал подговаривать родителя сходить проведать кочевую родню. Корней, и сам истосковавшийся по простодушным, гостеприимным родственникам, обещал, но всякий раз возникали неожиданные препятствия: у кого ветром крышу завалит, кому баню надо помочь обновить, кому дрова готовить.