Скопа Московская
Шрифт:
— Тогда сегодня же решаем, как идём на Жигимонта, — заявил я, — и назавтра с первыми петухам выступаем.
— Если обойти Дорогобуж, — Делагарди произнёс название города так, что не знай мы о каком городе речь, ни в жизнь не поняли бы, — с севера, то путь будет длиннее примерно на милю,[1] однако нам не придётся штурмовать город, который поляки уже считают своим.
— Но и оставлять его в тылу нельзя, — возразил Валуев. — Ляхи там сидят крепко, даже воеводу своего поставили и тот людей шлёт по округе, добывать пропитание для осадного стана. Встанем мы против Жигимонта под Смоленском, а тот воевода из Дорогобужа будет у нас на путях озоровать.
— Можно оставить под Дорогобужем войско небольшое, чтобы осадить его, — предложил Елецкий. — Тогда оттуда никто не выйдет, а мы тем войском малым тыл свой прикроем от врага.
— Давно ли так встал, князь Фёдор? — спросил у него Валуев. — Вместе же недавно последнюю краюху делили в Царёвом Займище. Так и тут, торчать под Дорогобужем как бы дороже не вышло. Припасов даже с тем, что привёз Иван Пуговка маловато будет, верно говорю, Иван Андреич? — обратился он к Хованскому.
— Верно, — согласился тот. — Войско велико, а припаса кроме как в обозе взять неоткуда. Все округа разорена ляхами, даже за деньги никто из крестьян ничего не продаст. Деньги по зиме в землю не посеешь и скотину за них не купишь, потому как никто её, обратно, не продаёт.
— Дорогобуж крепость старая, — вступил в наш разговор воевода Адауров, который был там воеводой, пока не выдвинулся в Тверь на соединение с моим войском. — Мы с покойным князем Барятинским в округе славно воров да лихих литовских людей гоняли прежде чем к тебе, воевода, по приказу прибыть. Думаю, как подступим к стенам, многие в городе захотят, чтобы мы поскорее ляхов оттуда выбили.
Князь Барятинский со своими людьми во время недавней битвы принял на себя первый удар гусар. Он дрался вместе с Голицыным в передовом полку и погиб в схватке с гусарами. Тело его опознали только по дорогому доспеху, нагрудный панцирь которого был пробит насквозь гусарской пикой.
— На восстание рассчитывать не стоит, — покачал головой я. — Здесь ляхи всего-ничего похозяйничали, а местные головы поднять не смеют и бегут тут же от любого вооружённого. А в Дорогобуже они вовсе замордованы как холопы.
— Вот и надо отбивать город, — решительно заявил Валуев. — Нечего русским людям под ляшским игом стонать.
— Стоит сначала предложить гарнизону выход, — осторожно произнёс Делагарди. — Если обойдёмся без штурма и потерь, то так будет лучше для всех.
— Без штурма не обойдёмся, — снова покачал головой я. — Ты ж дрался против ляхов, Якоб Понтуссович, им гонор их шляхетский не позволит без боя сдаться.
— Тогда надо по ним вдарить так, чтобы сопли кровавые со все стороны! — ударил себя кулаком по ладони князь Хованский.
— Осадного наряда у нас нет, — заметил Валуев, который вместе с Паулиновым заведовал в моём войске артиллерией. Паулинова на совете, само собой, не было, самым худородным из всех воевод был Адауров, но того пригласили по понятной причине. Он знал Дорогобуж, откуда ушёл не так давно, и всю округу. — Без них даже невеликую крепость будет сложно взять.
— А без пушек и правильной осады стрельцов положим много, — заметил рассудительный Елецкий, который хотя и высказывался за взятие Дорогобужа, не хуже моего понимал его цену.
— Выдержат ли стены Дорогобужа длительный обстрел? — спросил я у Адаурова.
— Вряд ли, ежели только ляхи их не укрепили как следует, — ответил тот.
Я понимал, что хорошего решения у нас просто нет. Оставлять за спиной занятый врагом город нельзя. Поляки оттуда
Вот и выбирай из трёх зол наименьшее, раз уж повезло оказаться в теле князя-воеводы!
— Идём на Дорогобуж, — решился я. — Сперва ты, Иван Андреич, — обратился я к Хованскому, — с передовым полком подойдёшь, да осадишь его. После большой полк с нарядом прибудет. Бери себе побольше посошных людей да ройте укрепления для пушек. Ежели ляхи мира запросят прежде моего подхода, переговоры веди, землю пускай в то время роют, но пока я со всем войском не приду, не соглашайся. Поморочь ляхам головы как следует, а там и я подойду, так они, может быть, вовсе в портки наложат, да крепость сдадут.
— Сам же говорил, князь-воевода, про гонор их, — напомнил мне Хованский.
— Когда надо они его поглубже прятать умеют, — ответил я. — Ушёл же Жолкевский, не стал на табор наш лезть, смирил, выходит гонор свой.
Хованский только плечами пожал. Не слишком-то он верил в рассудительность ляшского командира, что в Дорогобуже стоит. Я, собственно говоря, тоже, но вдруг повезёт.
[1] Делагарди мерит расстояние шведской милей, которая равна 10 688,54 м
* * *
Король встретил Жолкевского с плохо скрытым злорадством. Сигизмунд вовсе не желал скрывать, что даже рад поражению гетмана, с которого после битвы с тем московитским юнцом слетела вся спесь. Однако демонстрировать это Жолкевскому король, конечно же, не стал. Он всё же понимал ценность столь опытного командира, и несмотря на неприязнь к нему, знал, что столь верных людей у него мало. Сигизмунд порой и сам удивлялся собственной нелюбви к гетману, который раз за разом доказывал свою верность королю, вспомнить хоть бы рокош Зебжидовского, когда коронный гетман наголову разгроми бунтовщиков под Гузовом, покончив с их проклятой конфедерацией.
— Я доверил тебе лучших людей, — выговаривал ему король на личной аудиенции. — Я дал тебе гусарские хоругви. К тебе присоединился Зборовский, ушедший, наконец, от фальшивого царя московитов, чтобы служить своему королю. И ты не сумел побить московитов. Ответь мне, пан Станислав, отчего так вышло?
— Оттого, что я недооценил врага, — честно ответил Жолкевский. — Московиты оказались стойкими воинами, к тому же правый фланг их держали наёмники, которым успели заплатить до начала похода. Войско московитов верит в своего полководца, этого молодого князя. И он пока оправдывает их ожидания. Он сумел удивить меня во время битвы, побил Казановского, который убит либо захвачен в плен. В плен попали и Зборовский со Струсем. Однако потери среди гусар minoris est.[1]