Скорми его сердце лесу
Шрифт:
– Если вы что-то хотите сказать мне, говорите прямо.
Я вжала голову, ожидая удара. Но госпожа Сато была в хорошем настроении. Она снова усмехнулась.
– Твоя жизнь изменилась в одночасье, и мне очень жаль тебя. Мне жаль каждую мою девочку. Я стараюсь заботиться о них и дать лучшее будущее…
– И так, по-вашему, оно выглядит? Быть подстилкой…
Тут она все-таки меня шлепнула. Легонько, мокрой губкой по голове.
– Если хочешь получить что-то, тебе надо быть хитрой и уметь договариваться с совестью, цветочек. Я скажу так, чтобы ты поняла:
– Я никогда не стану как вы. Я не буду покорной.
– Глупая, – вздохнула госпожа. – Ты не слушаешь. Это лишь искусство, которым можно овладеть. Никто не заставляет тебя влюбляться или становиться на самом деле послушной. Притворись. Вначале будет тяжело, потом ты привыкнешь. Будь мила с господином ши Тайра, и он станет мягким и доверчивым. Он перестанет считать тебя опасной. И тогда ты сможешь получить желаемое.
Не веря своим ушам, я чуть повернулась к ней. Она вбивала мазь в мои раны кончиками прохладных пальцев, равнодушно улыбаясь. Вспомнились маски, которые продавались на празднике Зрелой Луны.
– Не думаю, что я смогу это вытерпеть.
– Попробуй ужиться с этой мыслью. У тебя есть время. Господин ши Тайра навестит тебя в следующем месяце.
К тому времени уже все будут знать, что наша семья пропала. Нас будут искать. И наверняка найдут что-то… Хоть что-то! Или нет. Поисками, скорее всего, будет заведовать Хэджайм. Он сделает так, что не найдут никаких доказательств нападения на нас. Хитрый и скользкий угорь.
Я вся покрылась мурашками, вспоминая лицо Хэджайма. Он смотрел так хищно, так пусто, словно в шаге от меня не умер отец, не лежали в крови убитые им и его разбойниками люди… Что за страшный человек. Ужасный человек!
«Ненавижу, – очнулся кто-то темный во мне. – Страх – это глупая глупость. Ненависть. Ненависть. Ненависть. Отец не смог тебя защитить. Мать бросила тебя. Дядя не узнает о тебе, а кузен лишь оплачет. У тебя есть только ты сама и я, твоя ненависть. Я всегда рядом».
Мои кулаки сжались так, что ладоням стало больно от врезавшихся в них ногтей.
– Вот и все. Увы, я вынуждена подержать тебя с Амэей на воде три дня. В назидание другим девушкам. Не злись на меня. Лучше подумай над моими словами.
Я кивнула.
– У меня кое-что есть для тебя.
Госпожа достала из рукава маленький сверток. Я немедленно приняла его в руки и развернула. Это была моя старая черная шкатулка, а в ней – шпилька, которую подарил мне отец. Некоторые лепестки откололись, но паучья лилия все еще была прекрасна. Удивительно, как она сохранилась? Кто ее принес?
В приоткрытое окно влетел кленовый лист, предвестник грядущей осени. И хотя я осталась в комнате одна, мне показалось, что это не так.
– Ты поможешь мне? – спросила я у осеннего ветра.
«Да», –
Шли дни. Боль потери, разочарование в этой жизни, страх, непонимание, ужас, все это оставалось во мне, но если раньше это был вопль, то теперь – стон сквозь подушку. Сердце затвердело в груди.
Раны зарастают, но если ранить что-то так жестоко, так сильно, то останется только бесчувственный рубец.
Скоро меня навестит Хэджайм, и я его убью. За Сина, за отца, и за то, что предал мое доверие.
Отец говорил, что я сильнее, чем кажусь. Прав был, получается.
Странно было не располагать своим временем, как я привыкла, но так было даже лучше. Будь моя воля, я бы легла и лежала, жалела себя. А теперь было некогда. Вместе с новостями о скором приезде генерала занятий прибавилось: теперь я посещала классы танцев, пения, бесед, макияжа и укладки волос… Так прошла неделя, потянулась следом вторая. Кроме меня в «ученицах» были всего пять девушек. Сколько-то были, как и Амэя, уборщицами и банщицами, и мы почти не пересекались. Я и Амэю-то видела редко, она просыпалась раньше меня, а возвращалась в комнату позже. Она ужасно уставала и даже почти не говорила со мной, будто обидевшись за то, что я смирилась со своей участью.
А что я могла? Спорить с ней? Доказывать что-то? На то не было сил. Я училась, но каждую минуту своего времени думала лишь об одном.
Месть. Холодная, расчетливая… Такая, что придется поступиться принципами. Улыбаться своему врагу и, возможно, даже возлечь с ним, чтобы пробраться за его броню. Смогу ли я? Хватит ли у меня на это хребта?
Скоро мне довелось это проверить.
Нас шестерых – меня и пять юных девушек – как-то с утра позвала к себе Акико, раскрашенная тощая ведьма с глазами стервятника. Она веером указала на наши места, и мы сели.
– Хочу рассказать вам одну историю, – пропела она. – И буду надеяться, что она вас хоть чему-то научит. Это история об ученице нашего дома. Жила она две сотни лет тому назад, звали ее Аюми, и была она дурой. Ее любили многие гости дома, самые высокородные слуги Императора были готовы отдать ей все за один поцелуй, но дурочка никому не благоволила. Годы шли, и она стала старой и никому не нужной, начала пропадать в Море Деревьев, где ее очень скоро сделал своей ёкай. От этого бедняжка сошла с ума, а скоро ушла в лес и не вернулась. Много дней спустя ее изуродованный труп с разорванной грудью нашел лесничий.
Девушки завздыхали. Крайне довольная собой, Акико подбоченилась.
– Я рассказываю эту историю, чтобы вы усвоили одну вещь: не стоит отказываться от чужой милости, пока вы молоды. Иначе ваше морщинистое дряхлое сердце только и будет годно, что на корм лесным ёкаям. Это ясно?
Я сжала губы, пока другие проговорили: «Да, госпожа Акико».
Никто не получит мое сердце. Я сама буду распоряжаться им. Если надо, тоже принесу его в дар самым злым ёкаям, хоть самому Богу-Ворону, если взамен они дадут мне силы бороться.