Шрифт:
Часть I
1
Лида
Город, казалось, дремал под тяжестью мохнатого инея. Белые лапы деревьев свисали так низко, что пешеходы задевали их головами. Иней, осыпаясь, пронизывал густой воздух тонкими иголками и щедро серебрил тротуары.
Пешеходов было мало. Поток железнодорожников, который обычно в ранние часы заполняет Семафорную улицу, давно схлынул. Теперь шли домохозяйки: одни в магазины, другие — на базар. Среди них Лида чувствовала себя неловко, будто опаздывала на работу. И ей хотелось бежать, обгоняя идущих впереди женщин.
«Ну что я никак не привыкну, — подумала она, потирая варежкой кончик носа. — Ведь у меня же отпуск…» Но раньше, провожая ее в отпуск, сослуживцы обычно шутили: «Отдыхай, поправляйся, только смотри не порть фигуру». А в этот раз, как по сговору, шептали многозначительно в самое ухо: «Желаем, Лидочка, желаем…» И непременно с каким-то соболезнованием.
Дома тоже все разговаривали с ней почему-то вполголоса и постоянно напоминали: «Не забывай, пожалуйста, в каком ты положении» или «Уже пора понять свою роль…»
На вокзальной площади, куда выходила Семафорная улица, озябшие люди ждали троллейбуса. Поглядев на них, Лида сразу подумала об отце. Он обещал сегодня прилететь из Москвы. Подумала и улыбнулась. Какое замечательное совпадение: прилетит отец, и Петя, ее муж, приведет рекордный тяжеловесный поезд. Сколько будет в доме радости!
У самого вокзала Лида свернула влево на железный мост, перекинутый через пути к депо, и, все еще улыбаясь, побежала по ступенькам кверху. Ступеньки весело отзывались, и бежать по ним было очень приятно.
На самом верху Лида поскользнулась. Вроде не очень сильно, а перед глазами поплыли желтые круги. Она ухватилась за перила. Чьи-то сильные руки поддержали ее сзади.
Придя в себя, Лида увидела знакомое лицо с черными сросшимися бровями.
Невысокий, но плотный молодой человек был не по сезону в легком сером пальто и такой же кепке, сдвинутой на ухо. Из-под кепки торчали завитки густой шевелюры.
— Это ты, Юра? — голос женщины прозвучал тихо и прерывисто.
Когда-то Лида называла его Юрчей, а он ее Тростинкой-Пушинкой за то, что очень легко мог поднять на руки и нести сколько угодно.
Поддерживая Лиду, Юрий помог ей преодолеть последние две ступеньки и сказал настойчиво:
— Я провожу тебя вниз. Нельзя же рисковать.
Лида молчала. У нее было такое состояние, будто она только что проснулась и глядела на мир не вполне прояснившимися глазами. Но все это продолжалось недолго. Ноги постепенно окрепли, щеки опять загорелись к перед глазами развернулась знакомая панорама: заиндевелые составы и прямые, как столбы, дымы, уходящие в самое небо.
Где-то за городом в морозном тумане вставало солнце,
Внизу прогромыхал паровоз. Красноватые глыбы дыма, взметнувшись над мостом, завалили весь проход, но тут же растаяли, оставив лишь резкий угольный запах.
Лида посмотрела на ручные часики. До прихода состава оставалось пятнадцать минут. Можно успеть зайти в депо, вернее, в маленький старый домик, приютившийся между каменными деповскими стенами и поворотным кругом для локомотивов. Она попыталась ускорить шаги. Но спутник удержал ее.
— Ты слишком вежлив, Юра, — строго сказала Лида, надеясь, что он поймет намек и непременно отступится. Но он еще крепче сжал ее руку.
Они медленно сошли с моста.
— Ну вот и все, — сказал Юрий, заложив руки за спину. — Советую больше не рисковать. За навязчивость — извини.
Он грубовато мотнул головой, резко повернулся и размашисто зашагал куда-то мимо домика.
На фоне депо одинокий старый домик казался совершенно лишним. Лида вспомнила, сколько раз уже принимались решения о его сносе. Всех, кто в нем работает, планировали перевести то в одно место, то в другое, но всякий раз откладывали, потому что начальник отделения дороги Кирюхин своего согласия на переселение не давал. «Поживете еще здесь, — говорил он, когда заходил в домик. — Пока есть у нас дела поважнее».
Лиду все это не смущало. Ей самой не очень хотелось уходить отсюда в главное здание депо. Что там хорошего за каменными стенами. То ли дело здесь, «на переднем крае». Под самыми окнами гудели локомотивы, готовясь к дальним рейсам. А когда по главным путям проходили тяжелые наливные составы, домик начинал колыхаться, точно сам готовился в дорогу.
В домике было четыре комнаты. Первая принадлежала партийному бюро, вторую занимал дежурный, третью, прозванную «брехаловкой», всегда заполняли машинисты, вызванные для поездки, а в четвертой работали техники-расшифровщики скоростемерных лент. Расшифровщиков было двое. Но после того, как Лида ушла в отпуск, за двумя сдвинутыми вместе столами осталась одна Тамара Васильевна Белкина, маленькая, рыжеволосая, постоянно грустная женщина. Первое время Лида приходила помогать ей. Потом все дело испортила секретарь партийного бюро Елена Гавриловна Чибис. Она заглянула как-то в комнату, сердито блеснула крупными серыми глазами и сказала непререкаемым тоном: «Уж если вы находитесь в отпуске, то будьте добры к делам не касайтесь. Управимся как-нибудь без вас». Лиду особенно сильно укололо слово «управимся». Как будто сама Чибис расшифровывала ленты. Сегодня, несмотря на то, что о прибытии тяжеловесного позвонила Дубковым она, Чибис, все равно Лида хотела пройти мимо ее комнаты незамеченной. Но не удалось. Елена Гавриловна вдруг распахнула дверь и крикнула на весь домик:
— Товарищ Дубкова! Ох, извиняюсь… Товарищ Мерцалова, вы куда? Если на встречу торопитесь, поезд уже подходит!
— Так быстро? — удивилась Лида, смущенно захлопав ресницами. Елена Гавриловна застегнула шубу, поправила зеленый платок и махнула рукой:
— Пошли!
Путь, подготовленный для приема тяжеловесного поезда, загораживали составы. Нужно было перелезать через тормозные площадки. Елена Гавриловна посмотрела на спутницу и сокрушенно покачала головой:
— Нет, я тут вас не перетащу. Надо кругом.