Скорость
Шрифт:
— Странно все же. Очень странно.
— А кто это? — Лида сделала вид, что не догадывается.
— Она, бывшая.
— Очень мило! — У Лиды вспыхнуло лицо и сильно заколотилось сердце. Не в силах больше сдерживать себя, она сердито спросила: — Приглашает, что ли?
— Самолет высылает, — пошутил Петр и опять уставился в письмо. — А все-таки совесть ее мучает.
— Что ж, прояви сердечность, пожалей.
— У нее есть жалельщик.
— А если бы не было? — Лида повернулась и хотела уйти.
Петр взял ее за руку.
— Ты что выдумала? Разве для
— Сумасшедшая женщина, — опять возмутилась Лида. — Я бы таких держала в психиатричке.
— И обязательно на цепи, — подсказал Петр.
— Ты напрасно смеешься.
— А ты зря нервничаешь. Разве есть для этого повод?
Лида умолкла. Конечно, никакой причины проявлять нервозность не было. Ведь она до свадьбы знала, что он был женат. Петр рассказал ей все подробно и чистосердечно. Прожили они вместе, кажется, немногим больше года. Потом она увлеклась каким-то приезжим доцентом, не то литератором, не то философом. Приходила домой очень поздно. Кончилось все, как в спектакле, таинственной запиской, оставленной на столе: «Скрывать не могу. Люблю другого. Не жди. Уже не твоя. Р.».
Когда Петр впервые рассказал обо всем этом Лиде, она спросила его: «А ты любил ее?» Он задумчиво покачал головой: «Не знаю». Они сидели тогда в парке. «А меня любишь?» — спросила вдруг Лида и, напугавшись собственной смелости, хотела убежать. Петр поймал ее за руку, притянул к себе и горячо зашептал: «Люблю, очень люблю. Ты не представляешь даже как».
Сейчас, вспомнив эти признания, Лида пристально посмотрела ему в лицо. Нет! Он не обманул. Он — искренний и смелый. Недаром же сегодня за столом Кирюхин, поднимая тост за Петин рейс, сказал, обращаясь к ней: «За вашего орла, за его новые взлеты».
Словно угадав мысли жены, Петр обнял ее, отвел с лица прядь чуть пахнущих духами волос и поцеловал в губы.
— Ты пила вино?
Она виновато улыбнулась.
— Да, немного. Я совсем забыла. А ему понравилось. Не веришь. Послушай!
Дав ей руку, он затаил дыхание и сразу ощутил легкие толчки под ладонью. Ему хотелось, чтобы толчки повторились еще и еще. Но Лида отвела его руку и шутливо погрозила пальцем:
— Хватит. Малышу пора спать. А ты сейчас будешь ужинать.
5
В горком Ракитин пришел, как всегда, точно в девять.
В его просторном, хорошо проветренном кабинете на середине стола лежала желтая папка с надписью «Почта». Эту папку он просматривал обычно в конце каждого дня. А когда не успевал по какой-либо причине,
Писем было много. Люди писали о недоброкачественной мебели, которую выпустил в этом месяце комбинат местной промышленности. Жаловались на то, что мало в городе троллейбусов и что приходится ходить на работу пешком. Где-то лопнул водопровод. Где-то не очистили вовремя улицу от снега. И, конечно, рабочие требовали хороших, благоустроенных квартир. Не просили, а требовали самым категорическим образом.
Ракитин нахмурился. Он вспомнил: такие же письма получал пять лет назад, когда только начинал свою секретарскую деятельность. В то время действительно квартирные дела были очень плохи. Но с тех пор положение изменилось. В городе выросли целые кварталы новых жилых домов. А жалобы не прекращались.
«Странно все-таки получается, — покачал головой Ракитин, но тут же поправил себя: — И ничего странного. Очень даже нормально. Люди хотят жить лучше. Кто пять лет назад рад был получить одну комнату с печным отоплением, теперь желает иметь полную квартиру с ванной, газом, со всеми удобствами. Законное желание. Вся беда в том, что медленно еще строим, иногда срываем планы».
Он вынул из кармана блокнот и записал: «Заслушать на бюро председателя горсовета о ходе строительства жилых домов». Подчеркнув записанное, снова склонился над письмами.
Последней в папке оказалась жалоба из локомотивного депо. Даже не жалоба, а сигнал о каких-то странных ситуациях. Приводились факты, когда машинисты вызывались ночью в депо для поездок, но поездки вдруг отменялись и людям приходилось возвращаться домой. Происходило это якобы потому, что начальник отделения и начальник депо никак не могли сговориться: один требовал немедленно ехать, а другой загонял паровоз на промывку.
Ракитин поджал губы: «Ну вот и начальника депо сменили, а беспорядки остались. И Кирюхин снова морщится, когда заходит разговор о депо».
В конце письма не очень ясно говорилось о том, что за последнее время участились простои и холостые пробеги паровозов. В результате у одних машинистов зарплата понизилась, у других, наоборот, — стала выше. Да еще кое-кто незаконно получает благодарности и премии.
«Значит заслуживают, вот и получают, — подумал Ракитин. — Кирюхин за красивые глаза не похвалит». Тут он вспомнил, что Сахаров сообщил ему вчера о новом успехе Петра Мерцалова. Взял телефонную трубку, позвонил в редакцию:
— Товарищи, где же газета? Опаздывает? Хоть гранки пришлите, что ли?
Положив трубку, Ракитин еще раз пробежал взглядом по строчкам письма. Никак не мог понять он ситуации. План перевозок в отделении до сих пор вроде выполнялся неплохо. Машинисты работали с огоньком. И в то же время жалоба на какие-то неурядицы между депо и отделением. «Может, все это связано с переходом на новую технику? — спросил самого себя Ракитин. — А может, и в самом деле мутит воду Алтунин? Не будет же Кирюхин зря наговаривать на человека. Уж я Кирюхина знаю. И страсть его к транспорту мне тоже известна достаточно».