Скорость
Шрифт:
— Да зачем же главврача, мамаша?
— А затем, что у нас не ресторан, и я вам не официантка.
— Ну ладно, ладно, три бутылки я заберу обратно, — сдался Мерцалов. — Передайте хоть одну.
— Одну могу, — неуверенно согласилась женщина.
— Тогда вот эту. А потом в другой раз…
— В какой другой? Вы что, в уме? — опять возмутилась женщина. — Я говорю одну только, а не четыре.
— Да вы не так меня поняли, — начал старательно объяснять Мерцалов. — Я прошу показать жене сперва одну бутылку. А когда вторично пойдете в палату, другую отнесете. Потом еще две. Какая
— Ишь, как рассудил, — покачала головой женщина. — Молодой, да хитрый. Это что ж, я весь день с бутылками нянчиться буду? У меня работы вон сколько!
— Да не сердитесь вы, — взмолился Петр. — Уважьте ради такого события.
— Ох и папаша! — смягчилась женщина. — Ну ладно, покажу все сразу. Давайте! — Она положила бутылки в полу халата и, тяжело вздохнув, зашагала по каменной лестнице на второй этаж.
Мерцалов долго ждал ее возвращения. Он стоял за стеклянной дверью, чутко прислушиваясь к голосам и движениям внутри дома. Сверху медленно сошел высокий хмурый мужчина лет пятидесяти в белой шапочке на седой голове. Когда он сердито взглянул на стеклянную дверь, Петр сделал два шага назад. Ему показалось, что это и есть главный врач, который идет отчитывать упрямого посетителя. Но человек в белой шапочке свернул вправо и скрылся в коридоре нижнего этажа. Петр снова подступил к двери.
Наконец появилась знакомая женщина. Улыбнувшись, она передала записку. Лидин почерк был необычный, корявый, но разборчивый: «Ох, Петя, как ты рассмешил всех. Сперва мне было очень стыдно. А теперь я даже рада твоей выдумке. Угощу всех обитательниц второго этажа. Пусть выпьют за нашего сынищу. Целую тысячу раз». Затем под жирной чертой шли еще две строчки: «Иди скорей во двор и смотри в третье окно от угла. Сестра покажет тебе наше чудо».
Петр будто на крыльях вылетел из парадного на улицу. Мигом обогнул правое крыло большого кирпичного здания. И только за углом, когда резкий ветер опалил его своим ледяным дыханием, вдруг вспомнил, что оставил на скамейке шапку. Возвращаться не стал. Слегка потирая уши, он приоткрыл тяжелую калитку во двор, отыскал нужное окно и впился в него глазами.
Дом был старинный, высокий. Оконные стекла так ослепительно блестели под солнцем, что у Петра сразу же потекли слезы. Он проворно перебежал на другое место, потом на третье, стремясь устроиться поудобнее. Пытался даже взбираться на какие-то старые бочки, на ящики. Однако всюду терпел неудачу. Солнце будто издевалось над ним в такие торжественные минуты.
Неожиданно Петра осенила мысль: собрать разбросанные по двору ящики, поставить их один на другой и добраться до каменного выступа между этажами. А с того выступа он сумел бы легко дотянуться до заветного окошка.
Расстегнув шинель, Петр сразу же принялся торопливо стаскивать к стене дома все, что могло пригодиться. Кроме ящиков, он приволок от сарая несколько досок и крупных березовых поленьев. Прикатил даже две бочки…
В палате заметили это странное сооружение. Молоденькая белокурая сестра, которая по просьбе Лиды поднесла к окну ребенка, забеспокоилась:
— Что он делает? Куда
Ее слова всполошили женщин. Те, что могли ходить, прильнули к окну и принялись махать руками.
Лида испуганно подняла голову. Она сразу догадалась, что переполох сделал ее Петя. Но что именно происходило там, за окном, никак не могла понять. Забыв о запрещении вставать, она сбросила с себя одеяло, быстрым движением пригладила волосы, однако спрыгнуть на пол не успела. Сестра удержала ее за руку:
— Успокойтесь, Мерцалова. Ваш благоверный все дрова собрал в кучу. Хочет до окна дотянуться.
— Вот смешной! — воскликнула Лида, всплеснув руками. — Остановите его, я прошу!
Сестра положила малыша рядом с матерью и, взобравшись на подоконник, открыла форточку. Но в этот момент стоящие возле окна женщины затаили дыхание. Потом все сразу рассмеялись громко, раскатисто на всю палату…
Во дворе в это время произошло следующее. Взгромоздившись на гору ящиков, Петр уже почти дотягивался до каменного выступа. Но тут пирамида рухнула и ее незадачливый строитель полетел вниз. Хорошо, что не упал он на обломки ящиков и на поленья, а угодил в сугроб, собранный у стены дворником.
Подошел и сам дворник, рослый сердитый мужчина лет пятидесяти восьми. Взяв пострадавшего за руку, помог ему выбраться из сугроба, спросил возмущенно:
— Ты что, пьяный или умом того?..
Мерцалов махнул рукой:
— Не рассчитал, папаша. Не так построил, поторопился малость.
— Ишь ты, строитель нашелся. Твое счастье, что в снег попал, а то бы за ребра сейчас держался. Эк, ведь понесло тебя, злодея.
— Да ты не ругайся, папаша, — виновато попросил Петр. — Ну сплоховал, малость, не подумал, ну…
— Вот тебе и ну, — повысил голос дворник. — Я десять лет состою при этом доме и такого никто не делал. А ты мне доказываешь «сплоховал», «не подумал». А ну, тащи ящики туда, где брал!
Поняв, что дальнейшие объяснения бесполезны, Петр принялся за дело. Злость и досада сжимали ему сердце. Ведь столько старался, хотел посмотреть сына, и вдруг такой скандал.
— А шапку-то где дел? — спросил его дворник уже с сочувствием.
— Там лежит, в парадном! — ответил Петр, вытаскивая из сугроба доски.
— Так пойди возьми, не то мороз тебе уши-то накрутит.
Мерцалов промолчал.
Когда возле сугроба осталось лишь несколько березовых поленьев, дворник сказал категорически:
— Ладно, парень, иди. Только смотри, в другой раз не играй в строителя. А то женщин до смерти перепугаешь.
Петр отряхнул шинель, взглянул еще раз на залитое солнцем окно и, не попрощавшись с дворником, удалился со двора.
Хмурый и злой шагал он по городской улице. Шагал медленно, ругая себя за нелепую выдумку: «И надо же было ввязаться в историю. Оскандалился, как последний мальчишка. Лида, наверное, все видела».
Домой идти не хотелось. Вообще с того момента, как он переселился от Дубковых в маленькую коммунальную квартиру Синицына, ему стало казаться, что и сам Синицын и его молодая жена смотрят на своего постояльца с укором и стараются как можно скорей от него избавиться.