Скрипка дьявола

Гелинек Йозеф

Полицейские молча дождались, пока принесут счет, и заплатили каждый за себя.

33

В тот же день в Мадриде

Андреа Рескальо всегда испытывал трудности с дверями при входе в мадридское метро с виолончелью и потому старался пользоваться такси или автобусом. Но день выдался дождливый, на улицах было полно машин, и итальянец не собирался тратить два часа жизни на то, чтобы торчать в дурацкой пробке только по той причине, что у него кончилась канифоль для смычка.

Единственный магазин в городе, где всегда имелась его любимая марка «Пирастро» —

у хороших виолончелистов между различными сортами канифоли пролегает пропасть, — находился в двух минутах ходьбы от станции метро «Опера», и, хотя Андреа знал, что на входе и выходе его ждут неудобства, он без долгих раздумий погрузился в мадридские недра.

Войдя в метро, он сразу же с досадой убедился в плачевном состоянии перронов и переходов из-за забастовки уборщиков, не говоря уже об урнах — они, казалось, готовы были треснуть и развалиться на куски под грузом наваленного сверху мусора. Если он не вернулся с полпути, то лишь потому, что перспектива добраться до магазина музыкальных инструментов, когда тот будет уже закрыт, и при этом подвергнуться пытке мадридским трафиком, была еще более безрадостной, чем путешествие по этой мусорной свалке.

Как он и опасался, на выходе со станции футляр виолончели зацепился за перекладину турникета, и Рескальо некоторое время сражался с инструментом, ругаясь по-итальянски себе под нос, чтобы не ранить чувства пассажиров, нетерпеливо выстроившихся за ним в ожидании момента, когда он наконец-то справится с этим небольшим затруднением.

Не успел он направиться к нужной двери, как услышал звуки скрипки, они доносились из перехода, ведущего на улицу. Он улыбнулся, вспомнив время, когда он, будучи еще студентом, тоже испытывал судьбу в качестве уличного музыканта. К его огромному удивлению, вместо группы музыкантов из Восточной Европы — чехов, венгров и румын, достигших непревзойденного мастерства в исполнении сложного уличного репертуара для струнных, — он увидел двух мальчишек лет тринадцати, которым удалось наполнить монетами и банкнотами раскрытый скрипичный футляр, лежавший на полу, словно голодная жаба, разинувшая рот. Звучала битловская песня «Восемь дней в неделю» в хорошей обработке и с элементами свинга, которые показались Рескальо очень музыкальными. Один из мальчиков играл мелодию смычком, другой аккомпанировал, прижав скрипку к груди, как мандолину, и извлекая из нее аккорды правой рукой.

Песня близилась к концу, и итальянец задержался на минуту, чтобы посмотреть на реакцию прохожих. Удостоятся ли юные исполнители заслуженной овации?

Несколько секунд спустя он убедился в том, что их приветствовали не только бурными аплодисментами, но и криками «браво!» и «бис!», на что мальчишки отвечали торжественными поклонами, словно были профессионалами, благодарившими уважаемую публику с просцениума Карнеги-холла.

Случайные зрители подождали еще несколько секунд, не продолжится ли выступление, но, увидев, что мальчики ослабили смычки и убрали инструменты, продолжали свой путь, предварительно освободив карманы от монет, нашедших приют внутри футляра.

И тут Рескальо понял, что скрипач, игравший мелодию, — это Грегорио Пердомо, сын инспектора, пытавшегося раскрыть убийство его невесты.

— Эй, ты меня помнишь? — спросил итальянец.

Им представилась возможность познакомиться в кафе «Интермеццо», рядом с Национальным концертным залом, в день убийства Ане Ларрасабаль.

По ответной улыбке мальчика стало ясно, что тот его вспомнил.

— Ну конечно, ты жених Ане! Но я не помню, как тебя зовут.

— Андреа. У вас в Испании вошло в моду называть так девочек. Люди считают, что это женское имя, из-за того что оно кончается на «а». Но в Италии,

если ты вдруг вздумаешь назвать девочку Андреа, священник умрет от смеха, как если бы ты решил назвать мальчика Исабель просто потому, что это имя кончается на «эль», как Мигель или Габриель.

— Я этого не знал, — весело ответил Грегорио. — А это Начо, — прибавил он, поворачиваясь к своему аккомпаниатору. — Он учится в том же скрипичном классе, что и я.

Виолончелист обменялся с ним крепким рукопожатием.

— Очень рад, Начо. То немногое, что я успел услышать из вашей игры, мне очень понравилось. Где вы нашли эту аранжировку?

— Какую аранжировку? Мы играем на слух, — гордо ответил Грегорио.

— Серьезно? — Рескальо не мог скрыть изумления и восхищения этими молокососами. — Тогда вы еще больше достойны уважения!

Услышав дифирамбы из уст профессионального музыканта, мальчишки напыжились от гордости и слегка потупились, как будто их смутила неприкрытая похвала. Затем Начо, посмотрев на часы, сказал приятелю:

— Ладно, мне пора идти, у меня на мобильнике уже три сообщения от моей старушки, и, если я вскоре не появлюсь, она меня убьет.

Не успел он отойти, как Грегорио его окликнул:

— Погоди! А как же деньги?

Начо остановился, но, так как дележ финансов потребовал бы дополнительной задержки, предпочел продолжить путь:

— Отдашь завтра! Но смотри у меня, я знаю, сколько там!

Рескальо присел на корточки, чтобы помочь мальчугану побыстрее убрать заработанное за день в одно из отделений скрипичного футляра, а затем спросил:

— Ты тоже спешишь?

— Нет, мой отец в командировке, и я могу делать все, что мне вздумается.

— Тогда я тебя приглашаю. Поболтаем немного о музыке. Проводишь меня до магазина? Хочу купить там канифоль. Это совсем близко от метро. Тебе понравится. Чего там только нет!

— В «Скерцандо»? Я прекрасно знаю этот магазин. Ведь я живу совсем рядом.

— Какая удача! Знаешь, это очень музыкальный район. Ты живешь не только поблизости от Королевского театра и от самого большого в городе магазина нот и музыкальных инструментов, но и от королевского дворца, где хранится потрясающая коллекция инструментов работы Страдивари. Жемчужина этой коллекции, — объяснил Рескальо, понизив голос, словно сообщал конфиденциальную информацию, — это не одна из четырех скрипок с украшениями, а виолончель тысяча семисотого года, купленная Карлом Третьим. На ней нет ни греческого орнамента, ни грифонов, но тем не менее она считается одним из лучших инструментов Страдивари в мире. И знаешь что? Я не раз мечтал выкрасть эту виолончель из королевского дворца.

34

Рескальо и мальчик вошли в гигантский магазин музыкальных инструментов, и, как всегда, оказавшись здесь, Грегорио испытал особое состояние из-за разнообразнейшего выбора музыкальных товаров, предлагаемых в «Скерцандо» любителям и профессионалам, от которого голова шла кругом. Так и хотелось вернуться сюда с огромным, как у Санта-Клауса, мешком, чтобы доверху набить его нотами, книгами и инструментами. Завораживающее действие бесчисленных витрин и прилавков магазина на покупателей объяснялось не только изобилием товаров — в «Скерцандо» можно было приобрести все, начиная с пластмассового медиатора для гитары и кончая клавесином XVII века, — но и утонченным вкусом, с каким все было расположено; хотя по своим размерам этот магазин мог сравниться с супермаркетом, его изысканную атмосферу уместнее было бы описать с помощью слова «бутик». Из динамиков лилась музыка Боккерини, и Рескальо указал на это Грегорио, отметив, как много сделал для виолончели этот итальянский композитор и исполнитель, скончавшийся в Мадриде.