Скрытый Пророк

Кнаак Ричард А.

Но у высшего жреца были свои идеи. Какой бы ни была договорённость между ангелом и Владыкой Диабло, Малик сделает так, чтобы она пошла ему на пользу, а не ознаменовала его конец.

— Совет и гильдии ждут, — сказал Инарий, его фигура стала терять чёткие очертания. — Прикосновение к этому рисунку на медальоне позволит тебе использовать его способность перенести тебя к ним.

Малик уже знал это, но всё равно наклонил голову. Он выказал достаточно неповиновения; теперь настало время для раскаяния.

— Не провали это, — были последние слова ангела перед тем, как

он исчез.

— Не собираюсь, — прошептал призрак пустому воздуху. — Ни за что, когда дело касается моих планов.

Ещё не до конца отошедший от мучительного урока Инария, Малик снова взглянул в зеркало, после чего прикоснулся к медальону. Руны засветились.

— Скоро… — прошептал он, представляя перед собой лицо Ульдиссиана. — Уже скоро…

* * *

Рой наконец-то отступил. Однако он не был побеждён. Небо всё ещё было полно злых насекомых, просто когда эдиремы уже были близки к поражению, богомолы в конце концов поднялись в небо и полетели туда, откуда они явились.

Эдиремы могли только рухнуть на землю в изнеможении. Если бы магические кланы большого города наслали на них отряд, то под вопросом было бы, как много приверженцев Ульдиссиана выжило бы.

Серентия была истощена, как все остальные, но она заставляла себя продолжать обходить лагерь, служа символом уверенности, которую она вселяла в остальных. На самом же деле она пала духом, причём не только из-за странного нападения. Теперь и Мендельн пропал. Дочь торговца не сомневалась, что атака насекомых была с этим связана.

«Они все исчезли» — думала Серентия с притворной улыбкой на устах. Сарон обеспокоенно приветствовал её, затем поспешил назад пытаться перестроить некоторых других. Йонаса нигде не было видно, но она была уверена, что он занимается похожей работой. Серентия была благодарна обоим мужчинам за преданность и помощь, но они не были Ульдиссианом, Мендельном или… Или даже Ахилием. Она была одна и боялась, что так и будет дальше.

На таком расстоянии от столицы над верхушками деревьев можно было разглядеть освещение факелов и масляных ламп. В силу необходимости Серентия расставила часовых, в то же время надеясь, что это лишняя предосторожность.

Когда Серентия почувствовала, что показала себя достаточно, она удалилась в уединённое местечко в задней части лагеря. Она съела небольшую порцию, которую предложил ей один из эдиремов — они никогда не давали ей готовить самой, — после чего улеглась и стала молиться о нормальном ночном отдыхе и хороших новостях об Ульдиссиане и его брате.

Но хорошо поспать не удалось. Быстро начались сны, и все они были связаны с новой потерей Ахилия. Если она не переживала заново его смерть, то стояла на противоположном от него конце огромной пропасти и тщетно протягивала к нему руки, тогда как он удалялся всё дальше и дальше. В каждом сне черноволосая девушка кричала, и пока она спала, настоящие слёзы катились по её лицу.

«Серентия».

Её глаза тут же открылись, но она не знала, проснулась ли она или всё ещё спит. Невозможно было, чтобы она слышала его голос. Голос Ахилия.

Но

он раздался снова. «Серентия».

Поднявшись, дочь торговца поглядела на ближайшие заросли.

Бледная фигура, наполовину скрытая кустарником, смотрела на неё в ответ. Серентия чуть не выкрикнула его имя, так возбуждена она была. Затем, внезапно затревожившись, он осмотрелась. Ближайший часовой был далеко, а остальные эдиремы спали. Только она услышала голос лучника.

Если это был на самом деле он.

Почувствовав ледяной наплыв гнева при мысли, что кто-то может использовать его образ, чтобы заманить её, Серентия схватила копьё. Она устремилась вперёд своей силой, ища хоть какой-нибудь намёк на чужое присутствие, но с трудом находила даже охотника.

Был только один способ проверить, был или не был на самом деле это Ахилий. Зная, что доверяется скорее сердцу, нежели разуму, Серентия выскользнула из лагеря.

Когда она приблизилась к ней, бледная фигура углубилась дальше в джунгли. Серентия взяла копьё наизготовку, беспокоясь как никогда. Она продолжала проверять местность, но всё равно не могла ощутить ничего, кроме себя и того, кто мог быть человеком, которого она любила.

Как только они стали недоступны взору любого возможного наблюдателя, Ахилий остановился. Серентия тоже остановилась.

— Это ты? Ахилий, это ты?

Он кивнул:

— Да… Серентия.

Это её всё ещё не убедило, хотя сердце и молило, чтобы это было правдой.

— Почему теперь? Почему в прошлые разы сбегал, а теперь нет?

Лучник смахнул отпадавшую грязь со щеки. Попытка оказалась тщетной.

— Поначалу… Это было для того, чтобы… Чтобы не дать тебе… Не дать тебе увидеть меня… Какой я есть.

— Ох, Ахилий! Ты же знаешь, что меня не волнует…

Он оборвал её резким жестом.

— Я умер, Серентия! Умер!

Она не могла принять, что даже такое состояние означало конец для того, что было между ними.

— После всего, что я видела, после всего, с чем сражалась, смерть не страшит меня, Ахилий.

— Да уж предста… Представляю, — грустная улыбка растянулась по его лицу. — И зачем ты… Всё-таки смогла… Смогла влюбиться в меня… Наконец?

Это было выше её сил. Всё ещё сжимая копьё, Серентия бросилась к Ахилию. Он оплела вокруг него свои руки и крепко стиснула. Он не сопротивлялся, но и не повторил её движений.

Когда стало ясно, что он просто будет стоять как вкопанный, Серентия наконец подняла глаза к его лицу и тут увидела вблизи тёмную, запёкшуюся дыру на месте горла.

Это заставило её охнуть и отступить, но не по причинам, по которым думал лучник. Когда Ахилий с горечью отвернулся от неё, Серентия сообразила, как это для него должно было выглядеть.

— Нет! Пожалуйста! Это было не от страха или отвращения! Ахилий! — не придавая значения тому, сколько шуму она производит своим криком, Серентия приложила ладонь к его подбородку и заставила повернуть голову и перевести взгляд ей в глаза. — Я рассердилась! Рассердилась за то, что случилось с тобой!