Сквозь божественную ложь 2
Шрифт:
Не так-то просто сходу найти ответы на такие вопросы. Пока я размышлял, как бы убедить её — и себя, — что иного выхода не было, к Айштере подошла Энель. Взяла её лицо в ладони и сказала — почти ласково, почти искренне:
— Твоя боль — это боль погибающего детства. Оно умирает тяжело и мучительно, как всякая фантазия, что сталкивается с реальностью. Но я могу помочь тебе. Я выпью твои воспоминания, и ты забудешь о травнике. Забудешь о том, что видела здесь. Забудешь о горечи утраты.
Янтарные глаза ашуры засветились в полумраке. Вне всякого сомнения, она жаждала восстановиться после изнурительного ритуала —
Я потянулся к Энель, чтобы отцепить её от знахарки, но та опередила меня; отстранилась от ашуры и твёрдо сказала:
— Какой бы ни была эта боль, она моя. Она — то, что делает меня мною. Я мечтаю забыть — и надеюсь, что никогда не забуду. Ведь Тецуо будет жить в моём сердце, если я не забуду. Наша дружба останется со мной до самого конца. Спасибо, что предложила избавление. Но… я бы хотела побыть одна.
Уже на пороге Энель догнал последний вопрос Айштеры:
— Жалеешь ли ты прорицательницу? Ведь в том, что случилось, не было её вины.
Ашура оглянулась и, подумав, сказала:
— Виновна только она. Ты можешь считать иначе, но покушение на судьбу — худшее преступление, на которое способны смертные и бессмертные. Она искупила вину своей жизнью.
— Должен был найтись и другой путь, — упрямо возразила Айштера. — Барон и его семья служат Злу, но остальные…
Не удостоив её ответом, Энель ступила в коридор.
Остаток ночи мы провели в разных комнатах.
Я полагал, что не засну, взбудораженный событиями этой ночи, но почти сразу провалился в тягучий, цепкий сон, обернувшийся чередой лихорадочных кошмаров. Запомнился лишь легкомысленный голос, который звал меня по имени, но от него веяло ложью, и я не откликнулся.
Глава 4
По плану мы должны были отбыть сразу же после вызволения Айштеры, однако непредвиденные обстоятельства спутали все карты. Барон, оказавшийся культистом, Энель, вычерпанная ритуалом до дна, Айштера, едва державшаяся на ногах… Да и я сам чувствовал себя разбитым; слишком уж изнурительными оказались события ночи.
Тем не менее задерживаться надолго мы не стали. После краткого отдыха, от которого сил почти не прибавилось, я отыскал барона в одном из занятых его дружиной домов, чтобы повторить распоряжения Энель — на тот случай, если он вдруг счёл её визит ярким ночным кошмаром, усугубленным неумеренной выпивкой. Однако опасения мои были напрасны: Такеши ван Хиги, способный за единственный проступок приговорить к смерти, боялся взглянуть мне в лицо и мялся, словно провинившийся мальчишка перед строгим учителем.
К приказам ашуры я добавил свои. Во-первых, барон должен был подыскать для Хоши хороших опекунов в деревне и предупредить местных, чтобы и пальцем её не трогали. Во-вторых, ему следовало обеспечить погибшему старосте достойное погребение. В-третьих, я потребовал отдать мне все деньги, что Такеши взял с собой в путешествие. Их оказалось немного — толстяк не планировал трат, — однако выбирать не приходилось.
По крайней мере, теперь я мог расплачиваться, не привлекая к себе лишнего внимания — грубые золотые слитки были слишком приметными и разжигали еще больше подозрений у фелинов, и без того нелюдимых с чужаками.
Приказы вызвали у барона недоумение.
Зачем слуге всемогущей госпожи обустраивать жизнь никчёмной простолюдинки
Такие мысли без труда читались на его обрюзгшей роже. Лгать будущему мертвецу я не хотел, равно как и объяснять свои действия. Зачем, для чего? Пусть сам озаботится толкованием, которое его устроит.
Мимолётное замешательство барона сменилось липкой улыбочкой. Что-то он да придумал, как-то обосновал происходящее — и подчинился, протянув кошель, который я тотчас сунул в карман. Высокомерно кивнув ему на прощание, я оставил его с дружинниками, которые беспробудно дрыхли.
В прошлой жизни мне встречались сволочи наподобие Такеши — не столь развращённые всевластием, но тоже гнусные типы, судившие о любых поступках в меру собственной испорченности.
Наверное, толстяк решил, будто я просто прикарманил кошель, воспользовавшись его уязвимостью. В этом, впрочем, он не был далёк от истины. А вот мысли насчёт того, как ещё могла пригодиться Хоши зловещему культу, были поистине отвратительными. Я встряхнулся, торопливо прогоняя тошнотворные картины, заполонившие разум, и переключился на другое.
Интересно, как этот изворотливый выродок подаст своим подданным смерть трёх стражников и прорицательницы. А хотя — плевать. Лишь бы его нерасторопность не вышла нам боком.
Собственное равнодушие покоробило меня, но я списал его на недосып и недавние потрясения. Как ни крути, а первое убийство оставляет отпечаток на каждом, — а ведь речь ещё не заходила о той жути, которую нагнала Энель сперва своевольными выходками, а затем — следуя моему плану.
На улице моросил мелкий дождь, дул резкий, совсем не летний ветер. Первые рассветные лучи окрасили кромку небосвода в нежно-малиновые полутона, но тепла они не давали. Поёжившись, я с трудом подавил желание закутаться в плащ — жест, совсем не подходивший слуге могущественного Апостола. Роль следовало исполнять до конца.
Так мы и покинули Трёхколесье, не посетив могилу Тецуо и не попрощавшись с его внучкой. Оставили позади уже пролитую кровь и чародейскую погибель, которой ещё предстояло собрать жатву. Осознание этого висело на сердце тяжким грузом.
Похожими думами терзалась и Айштера, если судить по сосредоточенному, хмурому виду, с которым она шагала, глядя под ноги; казалось, огненная рыжина её шевелюры слегка потускнела.
Единственной, кто не выказывал никакого беспокойства, была Энель. Вне всяких сомнений, ашура уже выкинула из головы произошедшее в Трёхколесье. Я подозревал, что она так и не запомнила, как зовут старосту. Куда больше её волновала необходимость вновь окрасить волосы в каштановый.
Она поглаживала золотистые кудри с поистине вселенской тоской. Я сделал мысленную заметку — на привале попросить Айштеру изготовить новую порцию состава, которым сводили краску. Содержимое склянки, хранимой Энель в Пространственном Кармане, было использовано целиком.
Затем я подумал ещё немного и на время отказался от этой затеи. Мало ли какой намёк усмотрит в просьбе фелина… Вдруг решит, что я собираюсь опять выдать Энель за Апостола, чтобы снова поразить большее зло меньшим… Если можно обозвать магию проклятий меньшим злом.