Сквозь миллион лет человечества. 2 том
Шрифт:
Когда я спросил у неё что это за ружьё, она ответила:
— Его используют полицейские или секторные службы безопасности для разгона бунтующих. Но чаще всего против беспорядков внутри тюрем.
Тогда я, лёжа на сидении осматривал его. Три патрона, плюс дополнительный в стволе. Трубчатый магазин, отсутствует приклад. Тяжёлый. По виду ну вылитый помповый дробовик, стреляющий либо дробью, либо картечью.
— И ты… — оттянул цевьё. Выпущенную из патронника дробинку ловко поймал я пальцами. — Называешь его карабином?
— Оно и является им, — взяла она протянутое
— Быть того не может… — искренне удивился я, рассматривая патрон минимум двадцать второго калибра. — Совсем неудивительно, что он способен на такое. — и пробормотал, с печалью потрогав культю.
В общем, прошло дней пять-шесть с того момента, как Женева подохла, и где-то четверо суток с того момента, как я пришёл в себя. И… после того, как я пришёл в себя, на обговорённый номер позвонил представитель банды Подъёмщиков, заявить, что искомые были найдены в какой-то глуши недалеко от небольшого населённого пункта в трёхстах милях от столицы. Уонка рассказала мне об этом только тогда, когда я прямо поинтересовался насчёт того, куда именно она держит путь.
Все ящики, — за исключением двух со штурмовой винтовкой и снайперской и ещё небольшим кейсом с медикаментами, — что мы купили и которые лежали в грузовике она спрятала в, если основываться на её словах, надёжном месте. Сам грузовик она к херам сожгла. Надеюсь, что в будущем мы сможем вернуться за ними.
А держали мы путь долго, ведь мне всё время приходилось менять повязку на культяпке, которую, как сказала Уонка, пришлось ещё немного укоротить во избежание заражения, и круговые облегающие в области переломов рёбер. Также останавливаться на сон, еду и даже поиск топлива, которого оказалось мало по причине и так неполного бака в самом начале поездки. В итоге Уонке пришлось топать на своих двоих в ближайшую АЗС, оставив машину со мной как можно дальше от автострады. Зато вместе с бензином мне пару костылей прикупила. Ничего не чувствовал насчёт этого, всё равно в ближайшее время установлю себе протез.
В конечном итоге полностью измождённые, грязные, уставшие и поникшие, — кроме меня, — мы приближались к на вид заброшенному кирпичному дому на два этажа. Он стоял, будучи одиноким в одном из углов поляны в небольшом отдалении от цивилизации. Потрескавшийся во многих местах фасад, заросшая, но в некоторых местах отсутствующая зелёная трава давала намёк, что кто-то всё же следит за убранством данного места.
Протоптанная грунтовая дорога, через которую уместился и проехал наш автомобиль не внушала никакого доверия с самого начала. Несколько раз застревали, благо через множество длинных многострадальных попыток Уонка каждый раз справлялась. Поэтому согласованно решив оставить транспорт у въезда на территорию частного дома сейчас мы ступали на веранду, давно потерявшую свой первоначально красивый вид.
Я ничего не чувствовал, лишь думал:
— Какого хрена они заперлись в такой глуши? — опираясь на костыли взглянул я на черноволосую, которая продолжала подстраховывать меня, даже после многих попыток уговорить её об обратном.
— Твой дядя решил так. Он ведь
— Скорее всего, — буркнул я.
Подошёл к двери по привычке посмотрев в щель. Убрал правую руку с костыли и несколько раз ударил по обшивке двери.
— Есть кто внутри?!
Выждал я пять секунд.
— Отвечайте!
Тишина.
Я отошёл от двери и повернулся к Уонке, озадаченно смотрящую на меня.
— Нас точно не наебали?
— Не должны были. Они никогда никого не кидают.
— Пф-ф. Мы — никто для них. Не имеем статуса, репутации. Только деньги. И, — повернулся я к запертой двери. — совсем неудивительно, что нас всё же кинули.
— Почему ты так быстро потерял всякую надежду? — нахмурилась она в ответ. — А вдруг они там просто спят?
— Сейчас середина дня: нормальный человек без обязанностей станет спать в такое время? — ждал я изменений в её лице, которых в конечном итоге не увидел. — Правильно: никто. И, чтобы ты знала, давай лучше пойдём поедим, а? Я голоден.
— У нас осталась только тушёнка.
Моё лицо побледнело.
— Ой блять… — прислонил я руку ко лбу. — Снова эту хуйню жрать…
— Да никак это не… хрень. А очень даже полезное законсервированное мясо! — запротестовала Уонка.
— Её в сырую без ничего невозможно есть, неугомонная!
— Но у нас нет свежей еды, смирись с этим, — выдохнув, закончила Уонка.
Я встал ровно, уловив краем уха еле различимые среди шелеста листьев и говора Уонки шаги за дверью.
— Кто-то идёт, — шёпотом сказал я, повернувшись к двери.
Этот момент, когда заржавевший одиночный замок отходит в сторону, позволяя тем самым отвариться деревянным вратам, когда безмолвно открывается область, которая до этого была закрыта для нас, и когда на пороге предстаёт чёткая фигура человека ростом в меня с накинутой длинной, как плащ накидкой и закрытым от чужого взора лицом облегающей белой маской какого-то грустного клоуна.
— Майкл, — теперь уже не механический голос попадает в голову, отрезвляющий от появившегося до этого страха, который породил во мне желание пристрелить видимую угрозу.
— Да, — только и сказал я, пребывая в ахуе.
С уверенной прямой осанкой подошёл он ко мне, поставив правую ладонь на моё левое плечо. Я не видел лица Уонки, но мог представить, что она пребывает в таком же шоке, что и я.
— Рад вас снова приветствовать, Майкл.
Он снял маску с капюшоном. Под ними оказалось отлично запомнившееся лицо старого доброго Патрика.
Нет привычных человеческих глаз. Зрительные сенсоры располагаются за тонированным стеклом, словно обхватывающего треть всего лица. Нет рта. Вместо него красуются три чёрных точки, создающих незамысловатый вид грустной перевёрнутой улыбки. И нет бровей, волос и ушей, — уши спрятались за защищёнными микрофонами в виде небольших углублений с пипочкой в центре.
И сама голова. Она то где-то светло-серая, то тёмно-серая.
Я протянул правую ладонь.
— Тоже рад тебя видеть, — я постарался улыбнуться, но вышло как всегда: хуёво.