Сквозь века. Новая эра
Шрифт:
– Дочка, нельзя так любить. Ты и себя погубишь, и его. Отец не простит тебе этого.
– Мама, мне не нужно его прощение. Ему не понять, что значит любить. Я же вижу, как он относится к нам.
– Кирма, нельзя так говорить, – шикнула Жиона.
– Молчу. Мама пойдем в дом, – позвала девушка. – Я промерзла и устала.
– Пойдем. Только я смотрю, ты очень изменилась, отцу это не понравится.
– Мама, ему никогда ничего не нравилось во мне. Вспомни, он всегда вымещал на мне злость.
– Эх, ребенок мой. Ой, а где Рисса?
– Не волнуйся, она гуляет во дворе. Пойду, отца проведаю.
– Иди. А я пока воды принесу, погреть
Девушка кивнула и уверенно шагнула в центр жилища.
– Здравствуй, отец, – приветствовала она.
Пуотс резко повернул голову в сторону голоса, и его прострелила боль в шею, отдавая в грудь. Это разозлило мужчину еще больше. Злоба и бессилие читались в его глазах.
– Явилась, дрянь, – завопил Пуотс.
– Как ты?
Кирма решила не обращать внимания на гнев отца, а прояснить дело мирным путем. Им теперь жить под одной крышей, и хочешь, не хочешь, а примириться придется.
– Как ты смеешь являться сюда после всего?
– После чего, отец? Что я сделала?
– Ты зналась с эльфом. Подлая, ты мне еще принеси его щенка в подоле.
– Если ты, отец, ничего не разумеешь о чести своей дочери, это не дает тебе повода меня позорить.
– Я защищал твою честь, гуляка. Я сгубил мужиков из своего клана. А ты стоишь передо мной и смеешь что-то говорить. По твоей милости я стал калекой.
– Ты сгубил народ и свое здоровье по своей же дурости. Вот что я тебе скажу, не смей меня порочить и чернить. Я чище, и честнее тебя самого.
– Ах, ты дрянь.
Пуотс схватил глиняный кувшин с отваром, что стоял у его постели и запустил им в дочь. Кирма не ожидая ничего подобного, не успела увернуться. Тара угодила ей в лоб, отчего она пошатнулась и упала навзничь, ударившись затылком об утоптанный земляной пол. Девушка потеряла сознание. А по лбу, между глаз, заливая нос и стекая в рот, ползла теплая, алая струйка крови.
– Муж, ты сошел с ума, – закричала Жиона.
Женщина как раз пришла в дом с ведром полным снегом. Она бросила ведро и кинулась к дочери. Волосы Кирмы растрепались, открывая уши. Мать медленно поднимала дочь за голову, а ее глаза расширялись от удивления. Но Жиона и вида не подала, что заметила необычное явление в облике дочери.
– Нашла, кого жалеть, – закричал Пуотс. – Как только на ноги встану, убью.
– Да я тебя сама убью, – пообещала жена. – Ты из ума совсем выжил.
Женщина медленно подняла дочь и повела к лежаку. Голова у Кирмы гудела, а вокруг все вращалось. Вдруг в область затылка ее будто ударило молнией и ослепило глаза. Девушка потеряла ориентацию, и, обхватив голову руками, начала заваливаться на пол. Мать вовремя поддержала дочку и подтолкнула к ложу.
– Дочь, ты полежи, я тряпицу сейчас смочу, – проговорила Жиона и побежала к тазику с водой.
Кирма легла, прикрыла глаза и зажала уши. Она не понимала, что с ней происходит. В голове звенело и шумело. Она с ужасом осознала, что слышит множество звуков, которые до сего момента не знала и не слышала. Распахнув глаза, девушка поняла, что и картины вокруг себя видит другие, а точнее те же, только добавилось в них много оттенков и теней.
«Что это? – подумала Кирма. – Я вижу, слышу и чувствую природу, жизнь, окружающую обстановку. Я понимаю, о чем на улице кричат петухи. Я сошла с ума. О нет. Я что, забрала дар у Ирима?»
***
– Бьюч, друг мой, я благодарен тебе от всей души. Ты честь клана
– Ирим, я рад, что угодил тебе. Ведь для меня большая честь называться твоим братом.
Ирим обнял своего близкого друга, а отныне, названого брата. Ведь незадолго до происшествия, мать Ирима назвала Бьюча своим сыном.
– Братишка мой, я тосковал без тебя. Ты моя помощь. Отрада. Мои глаза и уши, – поделился Ирим откровениями. – Мой язык.
– Скажи, Ирим, как твоя любовь? – спросил Бьюч. – Мы уже все обсудили. А именно об этом ты молчишь.
– Не могу.
– Что?
– Не могу я без нее. Она отпустила меня, но не мое сердце. Внутри меня все разрывается от тоски. Я хочу к ней, обнять ее, целовать. От всего живого защитить. Укрыть от бед. Она одна, там, со своим помешанным отцом. А я не могу ей ничем помочь. Я душу за нее готов отдать. Люблю так, что внутри все замирает без нее. Будто ночью, темно и пусто мне. Она, мои звезды, солнце, воздух. Я больше не могу терпеть разлуку. Как она там, девочка моя? Она такая ранимая, беззащитная. Кирма чудесная девушка, милая и добрая. Я так хочу ее вернуть. Хочу быть ей мужем, и делить с ней крышу над головой, миску за столом, и лежак, узкий и тесный, но для нас двоих. Детей хочу нянчить, ей помогать во всем. Я не вынесу этой боли. Ничего мне без нее не мило. И власть не нужна. Только видеть ее, слышать и дышать рядом.
– Я даже не знаю, что сказать тебе, братишка, чтобы хоть как-то облегчить твои терзания.
– Ничего тут уже не скажешь. Я чуть дела утрясу и пойду к шаману. Только вот когда провожал ее, забыл клык поискать. Ну, это дело поправимое, схожу.
– Я помогу тебе, Ирим. Можешь во всем на меня положиться.
– Я знаю это, друг мой. Об одном я жалею еще, что наши собратья, которые истязали тебя кнутом, погибли в сражении. Я так хотел их за тебя наказать. Я себе это пообещал.
– Ирим, не горячись, не надо мести. Она до дурного дела доводит, и только разрушает. Брат, если можешь, подай немного эля, – попросил Бьюч.
Эльф отлеживался после ранения, и ему было трудно передвигаться и что-то делать.
– Да, сейчас.
Ирим вскочил и подбежал к столу, наполнив маленький кувшинчик элем, он поспешил обратно. Как только он передал его Бьючу, в глазах резко помутнело. Ирим пошатнулся и его повело. В голове загудело. Этот гул нарастал и давил на лоб. Эльф обхватил голову и попытался его потрясти.
– Ирим, ты чего? – всполошился Бьюч.
– Не пойму, мне б…
Договорить парень не успел. Он упал на спину, приложившись головой об край стола. Его окутала темнота. А где-то вдали его звала любимая девушка. Ее голос освещался всполохами грозы. Ирим спешил, а звуки удалялись и затихали. Он упал на колени, а когда поднял голову, обнаружил, что всполохи больше не освещают его путь. Так и оставшись стоять на коленях, он упал лицом вниз. В его подсознании это происходило в тот момент, когда самого подхватили сильные и крепкие руки собратьев, прибежавших на зов Бьюча. Парни уложили вождя на лежак. Он медленно приходил в себя, а мир вокруг вращался и прояснялся. Только почему-то тихо стало, непривычно. Не ворчит муха под потолком о том, что наступили холода. Не стонет за окном ветер в мольбе пустить его в дом. Ирим осознал, что он больше не слышит природу, ее голос, и сам ничего не может ей сказать на особом языке, на котором он общался с ней и животными. Эльф потерял этот дар. Даже мысли окружающих не читались.