Слабо не влюбиться?
Шрифт:
– Лер, не мучай меня вопросами, ладно? – подхватываю подругу под руку и поглаживаю ее по плечу. – Скоро все узнаешь. Обещаю.
Глава 35
– А сейчас песню про школу для нас исполнит наша выпускница Василиса Солнцева! – воодушевленно объявляет ведущий, освобождая для меня сцену.
Превозмогая волнение и дрожь в коленях, становлюсь перед залом, заполненным нарядными выпускниками, их растроганными родителями и учителями. Регулирую микрофонную стойку, настраивая ее под свой рост, и, прокашлявшись, говорю:
– Здравствуйте!
Воздух
– Минус не нужен, – обращаюсь к нему через весь зал.
Тёма находится на приличном расстоянии, но я все равно вижу его лицо. Красивое. Вытянувшееся от удивления.
Он сводит брови к переносице, разводит руками и одними губами произносит:
– Чего?
Друг так же, как и остальные присутствующие, недоумевает, почему все идет не по плану.
– Минус не нужен, – повторяю я. – Мне будет аккомпанировать моя подруга Валерия Грановская.
Зал снова разражается аплодисментами. На этот раз немного заторможенными и растерянными. Пряча улыбку на губах, Лерка поднимается на сцену и занимает место за пианино, которое стоит в углу, ближе к кулисам.
Пока подруга готовится, зал погружается в тишину. Кто-то смотрит на меня с любопытством, кто-то недоверчиво, ну а Алевтина Андреевна, завуч по воспитательной работе, и вовсе сердито. Я знаю, что ее раздражают любые, даже самые незначительные отклонения от сценария, поэтому она, очевидно, с трудом сдерживается, чтобы не взобраться на сцену и не отнять у меня микрофон.
Пианино, повинуясь движению Леркиных пальцев, рождает первые звуки, и я набираю побольше воздуха в легкие.
Когда я начинаю петь, лицо Алевтины Андреевны из просто недовольного превращается в свирепое. Теперь до нее дошло, что я не только отказалась от заранее приготовленной минусовой фонограммы, но и вообще исполняю совсем другую песню. Не про школу, как она думала. А про любовь. Про ту самую любовь, которое до крови изранила мне сердце.
Ты всё знал, но только не сумел понять.
Не прошел и двух шагов.
Ты поставил точку, не успев начать.
Ты ушел и взамен мне не оставил ничего.
Но всё равно я буду, буду тебя любить.
Буду как прежде жить
Только одним тобой
И вопреки всему я выдержу, я смогу.
И в сердце я сберегу
Эту любовь свою.*
Я пою неторопливо, чувственно, проживая каждое слово. Звуки вылетают из меня легко, и страх
Я не знала, как рассказать Тёме о том, что у меня на душе, поэтому решила про это спеть. Текст не мой, музыка – тоже. Но они удивительным образом созвучны с моими внутренними переживаниями и как нельзя лучше передают суть личной драмы.
Маленькая девочка безответно влюблена в лучшего друга. Разве это не печально?
Поначалу я просто шарю глазами по залу, находя отклик в лицах случайных слушателей. Поднять взгляд туда, где сидит Соколов, представляется чем-то невероятно пугающим.
Но чем дольше я пою, тем больше смелею. И постепенно, сантиметр за сантиметром мой взор смещается к пространству над залом. Там много звуковой аппаратуры и царит творческий беспорядок. Там наверняка пахнет лесным шампунем и табаком. А еще там находится человек, ради которого я затеяла это выступление.
Наши взгляды пересекаются, и по телу острым покалыванием пробегает озноб. Я чуть было не сбиваюсь с заданного ритма, но, вовремя спохватившись, продолжаю петь.
Соколов сидит, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он смотрит на меня. Пронзительно. Неотрывно. Напряженно.
В его лице, в отличие от других слушателей, нет ни грамма воодушевления, ни капли радости. Он не подпевает, не качает головой в такт, не пытается подбодрить. Артём абсолютно бездвижен, будто окаменел. Не шевелится, не моргает и, такое ощущение, не дышит.
Мне трудно распознать его реакцию, трудно дать ей определение. Но в одном я уверена наверняка: он понял, что моя маленькая импровизация не случайна. Что это не просто прихоть девчонки, решившей выпендриться. Возможно, он даже услышал мой завуалированный за красивыми рифмами крик души.
Все, что у тебя есть, хочу себе. Взгляды, улыбки, чувства, касания. Все должно быть только моим. Слышишь, Соколов? Моим и точка!
Я заканчиваю петь. Артём медленно выдыхает. Я прямо вижу, как опускается его грудь и закрываются веки. Зрители хлопают, кто-то даже выкрикивает комплименты из зала. Но я почти не слышу обращенных ко мне слов. Все внимание поглощено Соколовым, который почему-то выглядит расстроенным. Он по-прежнему сидит с закрытыми глазами и, кажется, погружен глубоко в себя.
О чем он думает? Что его беспокоит? Понравилось ли ему мое выступление? Понял ли он, что это мое признание в любви?
Я продолжаю пытать Артёма взглядом в надежде увидеть в его лице хотя бы проблески столь желанного осознания, но оно по-прежнему остается непроницаемым. Парень наконец распахивает глаза, небрежно и явно формально хлопает в ладоши, а затем снова утыкается в стоящий перед ним ноутбук.
Вот и все. Ни единой эмоции. Ни одного теплого взгляда.