Слабое звено
Шрифт:
— Я не бессовестный.
— Еще какой бессовестный, — настояла Вильма, бросив на Ирму непонимающий взгляд, — Даже если не брать в расчет твои хулиганские замашки, ты уже претендуешь на звание рекордсмена по количеству грубых нарушений профессиональной…
— Давайте прекратим спорить посреди космоса, — выдала Ирма слова, которые по степени разумности превзошли все, что было сказано за последние месяцы, — Если вы готовы хоть во что-то поставить мое мнение, то я не хочу бунта на корабле. Даже белого. Ленар все еще мой капитан, и я ему доверяю. А теперь,
Еще прежде чем кто-то догадался бросить взгляд на доску с графиком дежурств, Ирма встала из-за стола и начала собирать грязные тарелки в стопку. Затишье, сопровождавшее ее на пути к умывальнику, свидетельствовало о том, что она окончательно испортила всем настроение для дальнейших колкостей. Послышались булькающие звуки, с которыми ее коллеги начали наполнять свои кружки питьевой водой. Затем Эмиль что-то проворчал про то, что обед без чая за обед не считается, на что Ленар ему что-то ответил про рецепт нектара из суперпаслена. С неохотными шорохами экипаж начал таять. Столь же неохотно стопка грязных тарелок таяла в моющем средстве. Мытье посуды — занятие медитативное. Можно запросто совершать руками простые движения, мыслями улетев куда-то очень далеко. Поэтому она от неожиданности вздрогнула, когда мужской голос, нависший у нее над ухом, выдернул ее из неведомых далей:
— Болит?
Ленар все это время стоял за ее спиной и дожидался, пока все разойдутся, оставив капитана с оператором наедине.
Опять.
Ирма до сих пор не могла определиться, стоит ли ей пугаться такой тенденции или начинать привыкать к ней. Ни то, ни другое не казалось ей нормальным.
— Рана? — спросила она и бросила взгляд на оттопыренный безымянный палец, словно интересуясь его мнением, — Да, болит.
— Такие ранения в космосе очень опасны.
— Да, меня Карлсон уже просветил.
— Давай я сам.
Его жест располагался где-то между такими понятиями как грубость и забота. Он взял тарелку у нее из руки и легким движением бедра отпихнул ее в сторону. Она не стала сопротивляться. Ей показалось, что его все еще грызет совесть, и она не понаслышке знала, как хорошо такие жесты могут сточить совести зубы. Лучшее, что она могла сделать — это уступить ему.
— Значит, ты пользовался компрессионным костюмом, — завязала она разговор, чтобы воздух напряженно звенел чуть потише.
— Да, — ответил он после небольшой задумчивой паузы, — Так что я прекрасно понимаю, каково вам приходится в техношахтах.
— Поэтому я и не держу на тебя зла. Ты знал, на что меня отправляешь, и заставить тебя пойти на это могли лишь склонность к садизму или отчаяние. И садиста в тебе я не вижу.
— Я просто хочу завершить эту экспедицию, — закончил он мыть тарелки и начал растирать их полотенцем, — Потом я хочу завершить еще одну. А потом еще одну. И в конце будет финиш. Конечная цель, к которой мы все стремимся.
— Забавно, — иронично улыбнулась Ирма, — Я не вижу своей конечной цели.
— Дай посмотреть.
Она протянула ему руку, и он снял с пальца промокший пластырь.
— Похоже, ты занесла инфекцию, — спокойно заключил Ленар, выпустив ее руку.
— Я обработала рану антисептиком, когда вернулась.
— Рана, видно, глубокая. Под кожу могло попасть что угодно и остаться там, — она догадывалась, что он хочет сказать, но отказывалась в это верить, и тогда он произнес эти страшные слова вслух, — Тебе стоит показаться фельдшеру, иначе рискуешь остаться без пальца.
Ирма смутно осознавала, что очень любит этот палец, но одной любви недостаточно. Какое-то мерзкое чувство, похожее на трусость, наступало на горло доводам разума, мешая ногам направляться на Два-Пять, и все же Ирма заставила себя явиться туда, куда давно обещала себе явиться, просто чуточку попозже… когда будет повод… Она стояла перед заурядной дверью и смотрела на нее, словно на адские врата. Она откровенно не понимала, чего так боится и почему не заходит, но нерешительность настойчиво предлагала ей передумать, как обычно предлагает передумать вставать с постели с первым сигналом будильника. Мысли были главными врагами, поэтому она очистила голову, глубоко вздохнула, нажала на кнопку и шагнула в открывшийся дверной проем.
Фельдшер беззаботно восседал за своим столом, протянув ноги, и его глаза торопливо перебирали символы на пожелтевших страницах, но книга тут же легла на столешницу, сверкнув пестрой обложкой и мелким шрифтом, складывающимся в какое-то длинное название, и к Ирме обратилось мужское лицо, бровь и скула которого были покрыты маленькими черточками от еще свежих швов. На секунду у нее замерло дыхание, и она задалась вопросом, ее ли это рук дело?
Разумеется, ее.
— Добрый день? — вопросил он с таким ровным тоном, словно бы это вовсе не она недавно едва не проломила ему череп.
— Добрый, — согласилась Ирма из вежливости и сделала скованной походкой два шага вперед.
Шипение за спиной возвестило, что клетка захлопнулась, и трусливо выбегать из лазарета уже слишком поздно. Игорь протянул руку к соседнему стулу в приглашающем жесте, но Ирма лишь растерянно проводила его жест немым взглядом и не поняла, чего он хочет. Он был высоким человеком, а высокие люди нервничают, когда вынуждены задирать голову к вышестоящему собеседнику, поэтому он поднялся сам:
— На что жалуетесь?
Элементарнейший вопрос заставил ее задуматься, на что она могла бы пожаловаться. Список ее жалоб мог хоть сейчас дотянуться до Нервы, а перечисление всех пунктов могло легко убить время на оставшийся путь без помощи криостаза. На языке плясала жалоба, которая никак не могла прорасти в связное предложение, но уже просилась наружу, и пока Ирма собиралась с мыслями…
— С вами все в порядке? — спросил Игорь, не дождавшись, пока его гостья соберется с мыслями, — Вы выглядите очень… бледной.