Слабые люди
Шрифт:
Они продолжили борьбу уже в квартире, стремясь пересилить друг друга. Вдавливая кудрявую голову в пол, Кирилл занес кулак для удара, но подросток извернулся, тут же вонзившись зубами в запястье. Вне себя от неожиданного сопротивления, он приземлился лбом по лицу, чувствуя, как хрустнула косточка, тут же снова возопив от боли, когда ловкий палец впился прямо в уголок глаза словно в попытке выдрать верхнее веко. Вырвав руку, он наконец-то нанес удар, но никак не мог освободиться от вцепившейся в него руки, а едва отодрав ее, уклонился от щелкнувших возле уха челюстей.
–Кусаться будем, тварь?!– ну все, больше он не будет сдерживаться!
Юркое тело уже выпросталось из-под него, но Кирилл схватился
–Что, сука, нравится?!– кричал он, впившись в невидящий взгляд, – Нравится?!
Но осознание того, что происходит, наконец пробилось через кровавую завесу его злобы. Оглянувшись вокруг, Кирилл понял, что находится в эпицентре пожара– огонь уже пожирал навесной потолок, проползая по чернеющим обоям и опускаясь к ковру. Половина гостиной уже была объята огнем и времени оставалось катастрофически мало. Изменившись в лице, он посмотрел на поверженного противника, не зная, что ему делать. Ступор завладел его телом, не желая отпускать. "Бежать!" Но ни единое сочленение внезапно ослабшего тела не посмело и шевельнуться… "Бежать!" Пальцы рук дрожат, но не от страха, а от съеживающей мышцы боли. Они вот вот подогнутся, обломятся вновь! "Бежать!" Опухшее лицо всего лишь мальчика продолжала смотреть на него. Линза в левом глазу, еще не опухшем от его ударов, сложилась пополам между ресницами, открыв настоящий цвет радужки. "Бежать!" И его губы растянулись в улыбке, ощерившись нарушенным рядом серых кирпичиков. "Бежать!"
Внезапно одна из штор оторвалась и упала на пол, обдав его жаром, тут же вырвав из секундного паралича. Схватившись за руку Филиппа, Кирилл снова наткнулся на его улыбку, вновь взглянул в его глаза и отпустил ее. Чувствуя странную пустоту и полное безмыслие, зацепил еще не горящий край шторы и перетащил прямо по телу подростка во вторую половину гостиной, забросив на не замедливший загореться диван и, не останавливаясь на достигнутом, перетащив в прихожую, сбрасывая сверху куртки, сумки, даже обувь. На секунду остановившись в еще открытом дверном проеме, вбежал на кухню и повернул ручку газопровода. Теперь точно все! – и запер дверь снаружи, сразу же обломав ключ в скважине.
"Теперь вниз, во двор!"
Едва выбежав наружу, он услышал мощный хлопок.
И только минуту спустя сообразил, что его зовет брат.
Междусловие третье.
Они с отцом мирно ужинали за столом. Впервые за долгое время. Силясь угадать, с чего отец так расщедрился на готовку и накрытый по всем правилам стол, Фил отправлял кусочки мяса и картофеля в рот. Они сидели на против друг друга, уперевшись локтями в белую скатерть, которую мама обычно накрывала на стол по праздникам и выдающимся дням. Таким, как тот день, когда она, казалось бы, шла на поправку. В тот самый день они накрыли на стол, подали выпивку, поставили
А потом она просто умерла и похоронила их с собой. Она действительно в тот день слилась с ними и уже никогда более не отпускала, оставив семью страдать от горя. Но не мама была в этом виновата– вся вина лежала на болезни, комом засевшей в ее теле еще в раннем детстве, с годами подпитывающейся жизненными силами, вырастая в огромную опухоль, смертоносный паразитом воцарившемся в слабом теле. Они ненавидели ее болезнь и искренне жалели, что нельзя было просто взять и вырезать, выбросить осквернявшую любимое тело тьму.
Ибо благое намерение всегда чревато летальным исходом.
Но какая разница, если он был бы в любом случае?
Глядя в кастрюлю со свежеприготовленной пастой с фрикадельками, Филипп молчал. Молчал и отец, в эту минуту нервно орудовавший ножом и вилкой, то и дело неприятно звякая лезвием о фарфор. Наконец он их отложил и посмотрел на сына из-под сцепленных кистей рук.
–Поговорим, сынок?
–Говори, отец. – хрипло ответил Фил и подцепил лапшу вилкой.
–У нас ведь все хорошо, ведь так? – поинтересовался отец, не отрывая взгляда.
–Да, папа. Все прекрасно. – Фил отложил столовый прибор, – У тебя есть стабильный заработок, обеспечивающий нам обоим крышу над головой и тепло под ногами, всяческие удобства и досуг. А я вот-вот поступлю в какой-нибудь колледж, где получу степень бакалавра и начну сразу же работать. У меня есть пара идей, куда податься. – дождавшись кивка, продолжил, – К примеру, можно пойти на факультет филологии, а после устроиться в книжное издательство. Редактором, к примеру. Раз у меня не получается с писательской деятельностью, то можно ведь и по-другому продвигаться в подобной отрасли. С русским языком я на "ты", справлюсь. Заявление, кстати, я уже подал, не волнуйся. Как раз в срок.
–Я рад, что ты наконец-то решился, сын. – отец тепло улыбнулся ему, – Но ты ведь рассматривал другие варианты?
–Какие, например?
–Ну… жизнь ведь это не только учеба и работа.
–Да, но я не понимаю, к чему ты ведешь, пап. – Филипп отпил из стакана воды, – Если ты про общение с людьми и проведения досуга, то я уж как-нибудь разберусь. Верь мне, пап, я не стану затворником-зубрилой. Я и сам понимаю, что захочу быть с людьми, возможно, сойтись с какой-нибудь приятной девушкой, начать строить с ней отношения и все такое.
–Только предохраняться не забывай!
–Ну чего ты начинаешь-то? – в ответ отец тихо засмеялся, приложив свою большую ладонь ко рту.
Удивлению Филиппа не было предела– он уже и не помнил, когда в последний раз видел отца смеющимся. Видимое сейчас разительно контрастировало с его обычно мрачным лицом и тусклым взглядом. Но нет! Сейчас отец словно был сам не свой– настолько легко и просто он смеялся. Смех невольно заражал и даже у сына уголки губ поползли вверх. Спустя минуту они смеялись вместе. Ни с того ни с сего.