Слабые люди

Хабаров-Триль Сергей

Пройдя в хвост самолета, он отодвинул шторку и застыл, увидев целующихся стюардесс. Тотчас оторвавшись друг от друга, они в смущении разбежались, – хотя было бы куда разбегаться, в самом деле! – при этом сосредоточенно разглаживая сшитую с иголочки голубую форму и потупив взгляд.

–Мне не важно, чем вы тут занимаетесь. – сказал он, глядя в глаза красивой блондинке, осмелившейся поднять на него свои голубые цвета дневного неба глаза, – Я просто решил пройтись по салону, размять конечности. Вы не будете против, если я попрошу сварить мне кофе и принести к сто первому "Е"? – когда они синхронно кивнули, он открыл дверь в уборную, зачерпнул из-под крана водицы и прохладил лицо.

Не говоря больше ни слова, прошелся из хвоста к носу

и обратно, не глядя ни на отказывающихся спать детишек, прыгающих в кресле и пинающих спинки, ни на их матерей, все с той же дурацкой улыбочкой смотревших все те же видео, ни на представительных стариков в бизнес-классе, ни даже на молодого стюарда, с некоего перепуга решившего, что он пьян. Вернувшись к своему месту и вновь перешагнув через "медведя", нехотя поджал колени и уселся.

–Как прогулялись? – доброжелательно поинтересовался все тот же болтун, – Нашли что-нибудь интересное?

–А разве в этом мире осталось хоть что-то интересное? – проворчал он в ответ, пихнув локтем бородача.

–Разумеется, есть! – как будто могло быть иначе, – Вы же в курсе, что на этом Аэробусе, к примеру, вместо одного стандартного маршала имеется сразу три?

–А разве их работа еще актуальна?

–А как иначе? – удивленно оскалил свои белые зубы спутник, – Чем дольше живем, тем больше опасность, разве нет? Пусть у нас и настало время, когда террористическая угроза уже не столь велика, как, допустим, в те же десятые-двадцатые, но мы ведь с вами помним, что творилось по всему миру не так уж и давно? Все эти взрывы, убийства, сплошное насилие кругом– ведь это было не так уж и давно, чтобы вы, я и кто-либо еще мог заявить, что не застал в своей жизни подобных событий! Вы знаете, что, хоть мы и старались, но не смогли искоренить рабство до самого конца? Где-то там, на Востоке, все еще крадут или добровольно продают детей, хотя, стоит признать, уже не в таким масштабах, что, кстати, никак не исправило ситуации– уровень бездомных детей растет с каждым годом и дела до них никому нет. Они воруют, сбиваются в стаи, устраивают набеги на злачные места, только что не убивают, потому что знают– коль они переступят эту черту, их тут же показательно казнят прямо на площади.

–Будто бы и не выбирались из древних времен. – усмехнулся он в ответ.

–Ну, не соглашусь. Казни необходимы для того, чтобы напоминать им, напоминать нам о важности жизни и о том, что мы все давно знаем– после не будет уже ничего. Нельзя преступать закон, попирая чью-то жизнь, от которой он, возможно, зависит. Ведь, если убьют, к примеру, торговца, на том же рынке произойдут неизбежные, пусть и небольшие перемены, которые все равно произведут переформирование. Теперь уже его место не займет конкурирующий деятель, нет! Все они– деятели, я имею в виду, – задумаются о том, что же сделал или не сделал их фактический коллега, и предпримут соответствующие меры, усилив, к примеру, свою охрану. Усиление охраны повлечет за собой повышенные траты, что в свою очередь выльется в повышение цен, ведь никому из них не захочется даже ради безопасности снижать свой общий уровень жизни. И тогда убийцу проклянут в третий, в пятый и пятидесятый раз те, что наблюдали за тем, как ему ломают руки и шею, решив не ограничиваться расстрелом.

–Так это ж на востоке, в других странах иначе.

–Может быть да, может быть и нет. Но соль в том, что мы попытались изменить мир к лучшему, но он упорно не меняется. Благое намерение отдается фатальными последствиями и вот ты уже не благодетель и спаситель детей, а атаман их маленького жаждущего крови сборища.

–Я ничего не делал. Хотите кого-то обвинить– начните с себя. – буркнул он, понимая, что не хочет больше поддерживать беседу.

–Да послушайте же вы, я вас не обвиняю! Ваш выпад вполне ожидаем и я прощаю вам его, тут же и добавив, что я, как и все мы, делал много хорошего и много плохого, ни на секунды не задумываясь о том, в какую сторону склонилась чаша весов.– худая суховатая ручка похлопала

по его ладони как бы довершая показную миролюбивость,– Я уверен, что и вы в свое время сделали что-то плохое, о чем будете жалеть всю свою жизнь. Например, смотрели к…

–Нет. – отрезал он, убрав руку, – Я никогда ни о чем не жалел и не буду жалеть. Я не задумываюсь о том, что плохо, что хорошо– я делаю так, как сам решил. Разговор окончен.

–Не буду настаивать. – в ответ прошептал умирающий мужчина.

Больше они не заговаривали.

* * *

–Вы совсем другой, нежели я представляла. – подозрительно прищурившись, выдала Мисс Один.

Заметив поднявшуюся в скепсисе бровь, она пояснила:

–Нет, вы не подумайте плохого! Просто в объявлении вы не представили фото, а голос у вас звучал как-то… постарше?

–Я и подавал объявление. Аванс на руках?

–Он у меня дома. Вы готовы начать прямо сегодня?

Грустная, полноватая женщина двадцати пяти лет чуть исподлобья взирала на него своими большими глазами с редкими ресницами, не зная, пугаться ли ей его приходу, то и дело убирая со лба спадающую челку русых волос. Рот, изогнутый дугой краями вниз, чуть приоткрылся в ожидании ответа.

"В чем же твоя проблема?"

–Вот. – обведя рукой скромные апартаменты, она сложила ладони в замок.

Опустила на миг взгляд, изучая свои тапочки, словно не замечая царивший хаос в квартире. Дожидаясь его, Первая устроила настоящий погром в своем коттедже– видимо, начав паковать вещи, в которых больше не испытывала нужды, по коробкам, пришла в истерику и просто разбросала все по углам: книги, бесформенные цветастые одежды, бесчисленные комплекты постельного и нижнего белья, грязные полотенца, чехлы на диванные подушки и прочее. Часть из вещей собралась в наиболее крупную кучу прямиком под окнами с обзором на озеро, возле которого и расположился домик. Не обошлось и без битого стекла– посуда, снесенный с ножки абажурный светильник, расколоченные рамки из-под фотографии, тут же и их обрывки посреди осколков возле каркаса металлического столика. Часть комнатных растений так же не избежала горячей руки, но, судя по всему, были спасены случайной мыслью о нецелесообразности их уничтожения. Во всяком случае, об этом свидетельствовали земляные разводы на гладком линолеуме в окружении осколков. Сами же цветы, выкорчеванные из привычных горшков, ныне переколоченных, были пересажены в оставшиеся целыми вазы, а те, что поменьше, в сахарницы. Из всех предметов обихода нетронутым остался только громоздкий телевизор на полстены да сам диван, на котором удобно устроилась банка с растаявшим мороженым. Шкафчики, стеллажи и некогда привинченные к стенам полки в разваленном виде так же лежали на полу.

"И правильно– зачем поддерживать чистоту в такой день?"

–Когда вы хотите это сделать?– вместо этого спросил Проводник, не встретив от нее ответа, так и остановившись в гнетущей тишине, пока Мисс Один чуть обескураженным взглядом окинула свой домашний бедлам,– Я хочу знать, когда?– чуть тверже заявил Он, заставив ее содрогнуться от своего громкого голоса.

Ее лицо розовое лицо побелело, стало белее самого чистого мела. Губы задрожали в попытке что-то прошептать. Подойдя поближе, Проводник уже понял, как ему нужно действовать, потому более тихим голосом продолжил:

–Не обязательно отвечать с полной конкретикой. Мне просто нужно знать примерный ориентир, чтобы знать, что я могу сделать.

Первая быстро закивала головой:

–С… сегодня вечером… нет, ближе к ночи… можно?

–Все, как вы пожелаете. – чуть улыбнулся он, приобняв за плечи.

–Зовите меня!.. – она не переставала шептать еле слышным голоском.

Он не обратил внимания ни на единое слово, прослушав и ее имя, и прочие не относящиеся к делу обрывчатые объяснения, не зная, что она видит, как пустеют его глаза. Только когда слезы унижения хлынули из глаз, стекая по круглым загорелым щекам, поспешно сменил отсутствующее выражение лица на более приемлемую добрую улыбку.