Слабые люди

Хабаров-Триль Сергей

–Да я ж шучу. – перегнувшись через стол, хлопнул отец сына по плечу, – Ты ж у меня не глупый мальчик, все и сам понимаешь! Но я спрашивал не совсем об этом.

–Я тебя уже не понимаю, так что давай начистоту, ну правда! – живот с непривычки болел и Фил наполовину сполз со стула, распластав ноги под столом.

–Ты не хотел бы устроить небольшую паузу после школы?– неестественно качнув головой, начал папа,– Ну, там, ненадолго забыть про колледжи и работы и заняться кое-чем другим.– лукаво подмигнул,– Я тут сумму кое-какую скопил и, как мне кажется, ее вполне хватит на то, что я задумал. А задумал я украсть у тебя всего один год. Не понимаешь? – весело смотрел он в удивленные глаза Филиппа, – Суть в том, что мы с тобой наконец исполним нашу маленькую мечту– отправимся в путешествие. Купим "Урал", сперва поколесим по Европе, потом можно и в Азию. А если останется еще прилично, то махнем в Америку. Ты только скажи, визы сделаем– там всего пару недель подождать и готово. Ну как?

Фил

потерял дар речи. Предложение отца выбило его из колеи своей внезапностью, буквально унесло почву из-под ног. Голова закружилась от в миг нагрянувшего предвкушения и картин предполагаемого будущего, где мелькали разные города и страны, знаменитые постройки и здания, люди и их разномастные одежды. И море, озаренное бликами неподдельного солнца! От нахлынувшей радости он приоткрыл рот, так и сидя с глупым видом, глядя в свои фантазии. Отец был несказанно рад его реакции и уже расписывал примерный маршрут и города, которые они посетят, зачитывал вслух список всего, чего нужно купить и взять с собой.

–А квартира? Что с квартирой, пап?

–Я уже подал объявление, есть желающие снять. С виду вроде приличная семья, будут откомандированы сюда на какое-то время.

Филипп снова засмеялся открывшейся перспективе и счастливому лицу своего отца. Оба впервые за долгое время видели себя такими и зрелище их очень забавляло, если не вдохновляло. Отец потянулся к нему и Фил ответил на объятья.

–Я люблю тебя, сын!

–Я люблю тебя, папа…

Эпилог.

Оказавшись в самом пекле, Филипп понял, что он заперт в ловушке. Каким-то чудом огонь обошел пятачок, на котором он валялся без сознания, но на этом чудо кончилось– он бушевал повсюду и бежать было некуда. Совсем близко слышался истошный вопль кота– он кричал от боли. Задыхаясь от жара и дыма и от боли в вывернутой ноге, Филипп полз в неизвестном направлении, ориентируясь лишь на звук визга и шаря руками по полу. Он понял, что добрался до батарей под окном, как раз между двумя горящими шторами, когда рука ткнулась в уже нагретый чугун. Зашипев от боли, опустил руку и секунду спустя вытащил отчаянно брыкающегося кота, глубоко впустившего когти в кожу. Бедняга был в ужасном состоянии– шерсть вполовину обуглилась, проплешины розовой плоти закоптились. Сквозь струпья вытекало что-то блестящее. Глаза животного были полны слез.

Филипп одним движением свернул ему шею. Ни с того ни с сего ярость и страх растворились в дыму, уступив овладевающему телом странному чувству умиротворения, и он встал на четвереньки. Выбив здоровой ногой висевшую на одной петле дверь, ведущую в его комнату, услышал визг крысы, мечущейся в страхе по своей железной тюрьме. Сбив клетку со стола взмахом руки, он спас ее, избавил от страданий. Оба маленьких тела– одно маленькое, все еще целое, другое обгоревшее, – плетьми висели в его руках, когда взрыв сотряс всю квартиру– газ! Увернувшись от упавшего куска сгорающего накладного потолка, Филипп кое-как затоптал его, отпихнул от себя обратно в гостиную. Ему некуда бежать– пламя уже вовсю разгоралось по всему полу. Привстав на одной ноге, Филипп выглянул в окно и сквозь дым увидел, как все жильцы дома столпились внизу и смотрели на то, как сгорает его квартира. Не обращая на все ближе подбирающийся огонь сквозь дымную завесу он сумел различить, как соседского психа, угрожавшего ему камнем, наконец-то поймали и засунули в автомобиль те двое, которым невольно пришлось помочь, пока не подвернулась возможность увильнуть, видел, как в выезде по стенам арки бежали синие блики от пожарной машины, как с дерева упала какая-то девчушка… Стоп! Это Соня! Поддавшись порыву выглянуть наружу, он вновь обжегся об оплавившийся пластиковый подоконник. Ему все труднее становилось устоять на единственной ноге, воздуха катастрофически не хватало, слезы в сжигаемых болью глазах заслоняли обзор. И он словно начал тонуть сквозь пол. "Вот если б я и вправду провалился сквозь пол…"– после этой мысли Фил увидел своего другого соседа, того придурка, из-за которого все и случилось. Даже оттуда было видно, как у него были выпучены глаза, а его залитый кровью рот был широко раскрыт в немом отчаянии.

Кирилл выбежал на улицу и влетел в толпу зевак. Завязалась потасовка, десятки рук схватили его как раз в тот момент, когда он услышал визг брата аккурат над тем местом, где бушевал огонь. Заревев: "Отпустите меня, там мой брат!", Кирилл стал изо всех сил вырываться, но тщетно– руки все так же крепко вцепились в его куртку, в локти, в капюшон, а грозные голоса кричали что-то наперебой. Он смотрел, как огонь медленно добирался до окон его квартиры, как старое дерево загоралось, как лопнули стекла и крик стал отчетливее. Буквально прочувствовав на себе страх своего парализованного брата, Кирилл видел, как тот бешено раскачивался в кресле, пытаясь спастись от огня, перекосив рот от ужаса. Огонь уже пробрался внутрь. Кирилл заплакал, но в легких не нашлось кислорода для крика, и он стал вырываться еще сильнее, как вдруг услышал душераздирающий крик.

Соня тоже услышала и ее сердце замерло. Она поняла, что нашла место, где жил Филипп. Она нашла его! Ловя ртом

воздух, девушка широко распахнула глаза от страха, сей же миг излившиеся ручьями слез– София рыдала и попыталась прорваться сквозь толпу, превратившейся в живую стену, глухую к ее мольбам и крикам. Она царапалась, лягалась, кусалась и кричала имя своего друга, пока его легкие испускали предсмертный крик в невыносимой боли. Где-то выла пожарная сирена, но было уже слишком поздно и крик внезапно оборвался. А с ним враз затихла вся округа. Все так же бушевало пламя в черных зевах окон, все так же люди вопили наперебой, брызжа слюной, все так же сердце отбивало в груди стремительную дробь… Но все стало тихим, таким медленным, будто кто-то повернул ручку на проигрывателе времени чуть влево, максимально замедлив его. Было видно, как медленно трепетала хвоя на уцелевших деревьях, волнообразно переливаясь подобно чешуе рептилии, ранами которой выступали горевшие черные проплешины и ветви соседних гигантов; как пыль медленно вздыбилась под топотом разбегающейся толпы, как капли брызжущей изо ртов пены летели по дуге в разные стороны; как цепкие руки снова и снова медленно-медленно сжимали отвороты на куртке незнакомого человека, как к медленно разверзающемся столпотворению бежали спасатели, походя в своих массивных костюмах на космических странников, прибывших в слабое притяжение Луны; как языки огня отрывались от главного очага и, извиваясь подобно змеям, растворялись в воздухе подобно быстро угасающей страсти и как массивные клубы дыма поднимались вверх, закрывая своей чернотой несуществующее небо; как медленно падали, переливаясь в огне, осколки стекла; как расплавленный пластик подобно бледному меду стекал по кирпичной стене вниз серой пузырящейся жидкостью.

И как внезапно над их головами возникла воронка из тысячи птиц, разинувших свои клювы в безумном, раздирающем барабанные перепонки грае.

Они все задохнулись в клубах боли.

3.Проводник

Пролог.

Комната допроса. Серые стены, каменный пол и большое зеркальное стекло, скрывающее молчаливых наблюдателей. В центре аккурат под люминесцентной лампой на металлическом стуле за металлическим столом с оцарапанным покрытием белого цвета сидел мужчина лет тридцати. Длинные взлохмаченные волосы, высокий с небольшим уклоном лоб, запавшие темные глаза в окружении темных кругов, свидетельствующих о длительном недосыпании, нос горбинкой, тонкие губы над волевым подбородком. Одет он был в грязную заплатанную рубаху, потертые джинсы и рабочую обувь. На запястьях– наручники. Пальцы пластом лежали на столешнице.

Дверь в комнату открылась и на пороге появился высокий поджарый полицейский в форме. Его голубые глаза пронзительно впились в заключенного, щеточка седых усов скрыла сжавшийся в тонкую нить рот. Не медля ни секунды, детектив уселся напротив мужчины и, положив руки на стол, сплел пальцы. Их взгляды вновь столкнулись. Ни разу не мигнув, они сидели так в течении минуты, пока новоприбывший не разжал губы:

–Попробуем еще раз. Ты знаешь, почему ты здесь?

Помедлив пару секунд, мужчина ответил:

–По ложному обвинению в доведении до самоубийства. – его глаза расширились.

–Ложному, говоришь? – служитель закона осклабился и откинулся на спинку стула, – Тебя нашли на месте преступления, сидящим в абсолютном спокойствии с трупом в одной руке и баночкой вот этого вот в другой! – с этими словами он положил на стол прозрачный пакет с упаковкой снотворных таблеток.

–И что?

Удивлению полицейского не было предела:

–И что?! Ты никак издеваешься, да? – и не позволил повисшей паузе продлиться и секунды, – Тебя нашли на месте преступления с фактическим орудием убийства. Ты не убежал, не спрятался. О том, чтобы спрашивать об алиби, и речи быть не может, сам ты толком ничего не говоришь. У нас есть тело, у нас есть ты, который даже не вызвал скорую помощь. Что же это, как не убийство? – подозреваемый молчал и коп не стал тянуть, – Ладно, допустим, что ты не доводил ее до самоубийства. Тогда почему к нам посреди ночи приходит вызов с информацией о том, что в квартире сто сорок вторая по адресу Бартон-стрит на пересечении Бартон-Ньютон девятнадцатая слышны непрекращающиеся крики о помощи, а по прибытии на место мы находим тебя, не кого-то другого? И, если ты не убийца, то почему ты ее не остановил? Ты же был рядом! – он склонился к лицу мужчины поближе, – Не хочешь ли ты сказать, что просто вошел в случайную квартиру, обнаружил труп и сел рядом?

–Так и есть. – арестованный слегка кивнул.

–Так и есть что? Ты был в момент самоубийства рядом или нашел ее уже мертвой? Если первое, то объясни же мне, почему же ты не предпринял попыток ей помочь?

–А я и не должен.

Теперь пауза имело гораздо большую фору. На лице усача появилось выражение, на котором было написано явное желание ударить сидевшего напротив. Еле заметно шевельнув губами, детектив переспросил:

–Что значит "не должен"?!

–Я же вам еще в самом начал…– начал было мужчина, но полицейский его перебил.